При синдроме Шарля Бонне, сенсорной депривации, паркинсонизме, мигрени, эпилепсии, лекарственной интоксикации и гипнагогических расстройствах главную роль, как представляется, играют те мозговые механизмы, которые порождают или облегчают возникновение галлюцинаций; эти галлюцинации возникают благодаря раздражению, высвобождению, нарушениям секреции нейромедиаторов или другим причинам, но ни в одном из этих случаев никакой роли не играет личность больного, условия его жизни, характер, эмоции, вера и убеждения или состояние ума. Люди, страдающие такими галлюцинациями, испытывают (или, наоборот, не испытывают) удовольствие от них, воспринимая как некое чувственное ощущение, но почти единодушно подчеркивают их полную бессмысленность, отсутствие какой-либо связи с их жизнью и с происходящими в ней событиями.

По-иному обстоят дела с галлюцинациями, рассмотрением которых мы сейчас займемся. Эти галлюцинации, наоборот, являются насильственным повторением прошлого опыта, прошлых реальных переживаний. Но здесь, в отличие от трогательных, но тривиальных вспышек галлюцинаторных воспоминаний во время припадков височной эпилепсии, речь идет о значимом прошлом – дорогом или устрашающем, – которое постоянно преследует сознание и разум жертвы. Те прежние переживания были настолько сильно заряжены эмоциями, что оказывают неизгладимое впечатление на мозг и заставляют его снова и снова «проигрывать» прошлое.

При этом эмоции могут быть самыми разнообразными: горе или тоска по любимому человеку, с которым разлучили обстоятельства или смерть; ностальгия, страх, ужас или муки, пережитые во время каких-то угрожавших жизни и травмировавших психику событий. Такие галлюцинации могут провоцироваться чувством вины за содеянное преступление, запоздалым раскаянием, невыносимыми муками совести. Галлюцинации призраков – духов восставших из мертвых людей – особенно часто наблюдаются после их насильственной смерти, вызывающей чувство непростительной вины.

Рассказы об этих муках и галлюцинациях можно найти в мифологии и литературе всех без исключения народов. Так, убитый родным братом отец Гамлета является к сыну, рассказывает о своем убийстве и взывает к мщению. Когда же Макбет замышляет убийство короля Дункана, он видит повисший в воздухе кинжал и воспринимает это как символ своего намерения и побуждение к действию. Позже, когда Макбет убивает Банко, пригрозившего раскрыть его преступление, Макбету начинает являться призрак Банко, а леди Макбет, вымазавшая кровью короля его убитых слуг, видит на своих руках несмываемую кровь[78].

Любая всепоглощающая страсть или реальная сильная угроза могут приводить к галлюцинациям, в которые вплетены идея и сильная эмоция. Особенно часты галлюцинации, порождаемые утратой и горем – как правило, после смерти супруга, с которым человек прожил несколько десятилетий. Потеря родителей, супруга, детей – это утрата части самого себя, и эта потеря создает пустоту в жизни, пустоту, которая каким-то образом должна быть заполнена. Это проблема когнитивная, проблема восприятия и одновременно проблема эмоциональная – болезненное стремление к тому, чтобы все было по-другому[79].

У меня не было галлюцинаций после смерти родителей и трех братьев, но первой и самой болезненной утратой была смерть моей матери в 1972 году. После этого меня несколько месяцев преследовали иллюзии – я часто «узнавал» ее, идя по улице. Мне кажется, что женщины, которых я принимал за маму, были чем-то похожи на нее лицом и осанкой, и мое неосознаваемое «я» хваталось за возможность узнать горячо любимую мать.

Иногда связанные с утратой галлюцинации принимают форму голоса. Марион К., психоаналитик, написала мне, что часто «слышит» голос (а порой и смех) своего умершего мужа:

«Однажды вечером я, как всегда, вернулась с работы в наш большой опустевший дом. Поль в это время обычно уже сидел за электронными шахматами, разыгрывая очередную партию из «Нью-Йорк таймс». Его стол был не виден из прихожей, но я услышала, как он крикнул: «О, ты уже пришла! Привет, привет!» Это был его голос, отчетливый, громкий и настоящий. Он всегда так говорил, пока был здоров. Я явственно его «слышала». Все было так, как будто он сидел за шахматным столиком и приветствовал меня. Я уже написала, что не могла видеть его из прихожей, но я «видела» его. Я «видела» выражение его лица, я «видела», как он переставляет фигуры, я «видела», как он говорит. Эти образы были похожи на сновидения, на кадры фильма. Но речь была живой и подлинной».

Сайлас Уэйр Митчелл, работая во время Гражданской войны с солдатами, потерявшими конечности, был первым, кто понял неврологическую причину ощущений в фантомной конечности, – до этого фантомные ощущения считали чем-то вроде обусловленных потерей конечности галлюцинаций. По странной иронии судьбы у самого Митчелла такие галлюцинации возникли после смерти его близкого друга, о чем писал в опубликованной в 1989 году статье Джером Шнек:

«Какой-то репортер сообщил ему эту нежданную новость, и Митчелл, сильно потрясенный, отправился сказать об этом своей жене. Поднимаясь по лестнице, тот испытал странное ощущение: он явственно видел лицо Брукса, широко улыбавшееся, подлинное и очень живое. Правда, Митчеллу показалось, что лицо это соткано из блестящей паутинки. Когда Митчелл пригляделся к лицу друга, оно исчезло. Однако Митчелл видел его еще дней десять – почти постоянно в левой половине поля зрения».

Вызванные потерей любимых людей галлюцинации обычно тесно связаны с эмоциональными потребностями и чувствами и часто врезаются в память на всю жизнь, как это случилось со скульптором и гравером Элинор С., которая написала мне: