– Как в стихотворении у тебя на свадьбе, – говорит Кэйтлин.

– Да, – киваю я, и что-то внутри встает на место.

Как в стихотворении у меня на свадьбе.

Кэйтлин спрыгивает со стула и крепко обнимает меня, как в детстве, словно не хочет отпускать. И я от всего сердца желаю остаться с ней навсегда. Она держит меня в объятьях, и мы обе откуда-то знаем: что бы с нами ни случилось через пару недель, месяцев или даже лет, в тот миг мы сказали друг другу «прощай».

– Привет… – слышится из-за спины. Мы размыкаем объятья, и я вижу светловолосого мальчика, который, как Кэйтлин и говорила, очень модно одет. У него невероятно милая улыбка и сияющие глаза, однако смотрит он не на меня, а на мою дочь. – Вот ты где. Я не знал, зайдешь ли ты, поэтому заглянул и… нашел тебя здесь. Это… здорово.

Фарфоровое личико Кэйтлин розовеет, и она застенчиво одергивает юбку.

– Это мама, – натянуто представляет она меня.

– О, привет, здравствуйте, миссис, э-э-э… Клэр, – говорит он, протягивая руку. У него приятное, решительное рукопожатие. И очень сладкая улыбка. А еще он не боится смотреть мне в глаза, хотя знает о болезни.

– Здравствуй, мальчик, – озадачиваю я его.

– Мам, это Зак. У него даже имя как у поп-звезды.

Зак смеется и пожимает плечами.

– Итак, ты решил заглянуть в бар, надеясь на мизерный шанс встретить мою дочь, которая сидела тут в своем единственном платье, надеясь на мизерный шанс, что ты заглянешь? – говорю я, пользуясь богоданным правом всех матерей смущать молодежь.

– Мама! – восклицает Кэйтлин. – Боже мой!

– Ага, – невесело сознается Зак, не сводя с нее глаз.

Меня тянет выступить с речью, сказать, что моя дочь – настоящее сокровище, и если он сделает ей больно, собьет с пути или подведет, то мой призрак будет являться к нему по ночам, хотя я еще жива. Однако, посмотрев им обоим в глаза и встретив решительный взгляд, я вдруг с ошеломительной ясностью понимаю, что никакая речь не нужна: у моей дочери все устроится, и она обязательно найдет человека – Зак это будет или кто-то другой, – который сделает ее счастливой.

– Что ж, я, пожалуй, вас оставлю, – говорю я, поднимаясь со стула. – Пора возвращаться в номер четыреста девять.

– Нет! – Кэйтлин хватает меня за руку. – Нет, мама, не уходи. Я еще не готова.

Я глажу ее по щеке.

– Увидимся утром.

Она прижимается к моей ладони и кивает.

– Спокойной ночи, дорогая, – говорю я. – Спокойной ночи, Зак. Ты очень симпатичный молодой человек. Кэйтлин права: все это довольно нелепо.

Зак смиренно закрывает глаза. Я слышу, как он прыскает со смеху у меня за спиной.

А когда открываются двери лифта, раздается знакомый голос.

– Привет, Клэр.

Я медленно оборачиваюсь. Он стоит передо мной и улыбается, а в глазах тот же взгляд, который я видела в кафе, в библиотеке, в утреннем саду. Взгляд, от которого хочется петь всему миру о своем счастье.

– Ты пришел, – говорю я ему.

Вчера вечером мы с Заком долго сидели в баре и разговаривали. Я рассказала ему о встрече с отцом и о своих сомнениях – остаться ли, чтобы ближе познакомиться с Полом, или ехать домой, к маме. Я передала ему наш с ней разговор и поделилась чувством, охватившим меня после: будто что-то закончилось, будто мы попрощались.

– Я не знаю, что делать, – сказала я.

– Не знаешь, что делать, – уточнил Зак, – или уже решила, но не знаешь, будет ли это правильно?

Его слова застали меня врасплох. Когда я смотрела на Зака, сомнения действительно отступали.

– Так чего ты хочешь? – спросил он.

– Не уверена, стоит ли говорить…

– Увереннее, Кэйтлин! – улыбнулся он. – Посмотри, сколько всего ты уже сделала, через что прошла. У тебя позади столько судьбоносных решений! Кому еще быть уверенной, как не тебе?

– Я хочу остаться с тобой. – Слова сорвались с языка раньше, чем до них добрался мой внутренний цензор. – Хочу лучше тебя узнать. Звучит дико, учитывая, что творится со мной и моей семьей, но я… Я чувствую, что у меня здесь еще осталось нерешенное дело. Помимо знакомства с Полом. В смысле, между нами, нет? – Я сделала паузу, но Зак молчал, уставившись в свой бокал. Это было даже не пиво, а виски с колой. Девчачий напиток. – Прости, прости, ну и дура же я… Просто ты очень милый, а вас таких мало. Похоже, есть какое-то правило, что парни должны оставаться придурками, пока им не стукнет хотя бы тридцать. Короче, я еще ни разу в жизни не встречала милого парня – ну, такого, чтобы он мне к тому же нравился, потому что обычно, если девушка называет парня милым, то у него никаких шансов, правда? А почему, хотелось бы знать? Чем нам не угодили милые парни, что с ними не так? И еще…

– Кэйтлин. – Зак взял меня за руку. – Прости.

– Да нет, все нормально, – ответила я, чувствуя себя идиоткой, наступившей на старые грабли, но при этом все такой же счастливой. – Ты был очень добр ко мне.

– Неправда.

– Правда-правда! Если только ты не охотишься на беременных девушек и не хочешь втянуть меня в секту.

– Нет. То есть да. Я был добр к тебе. Но не потому, что я лучше других…

– Ты лучше! – возразила я, радуясь, что можно хвалить кого-то и не делать вид, будто тебе все равно.

– Ладно, ладно, может, ты права. Черт, наверное, я действительно пытался быть таким, как ты сказала, и поэтому помогал тебе. Но это не главная причина. Главная – в том, что ты мне очень, очень нравишься.

Я от неожиданности фыркнула, забрызгав апельсиновым соком свое платье с цветочным узором.

– Правда?

– Да, хотя я не понимаю, что тебя удивляет.

– Ну, у меня будет ребенок, меня исключили из универа, и вообще – у меня в жизни все сложно и невесело, а скоро станет еще хуже. Короче, я не из тех, на кого обычно западают парни – даже самые милые.

– А по-моему, нельзя судить о человеке по его жизненным обстоятельствам. Иногда люди нравятся тебе просто за то, что они собой представляют.

И тут я ни с того ни с сего ляпнула:

– Из тебя получился бы идеальный принц на белом коне. Не то чтобы я такого искала…

И вот тогда он меня поцеловал. Прошло еще какое-то время, и нам стало ясно, что так, как мы, в общественных местах не целуются. И мы, взявшись за руки, пошли к лифту, а когда я нажала кнопку, Зак опять поцеловал меня, прямо в фойе, и мне было все равно, что на нас смотрят. Так свободно и раскованно я себя не чувствовала с тех пор, как танцевала с мамой.

Лифт пришел слишком скоро. Зак пожелал мне спокойной ночи.