— А знаешь, убили мишку-то. Он, понимаешь, раньше у ручья остатки еды подбирал, а то вдруг на дорогу выходить начал. Выйдет, на задние лапы поднимется, словно ждет кого. Ну, вот лесник-то его и шлепнул, чтобы дорожное движение не нарушал! — И мой знакомый, довольный шуткой, рассмеялся.

А мне было не до смеха. Я вдруг почувствовал себя виновником гибели медведя, которому неизвестно зачем дал вкусить неведомой ему сладости. Жил ведь зверь своей лесной жизнью, довольствовался малым. А потянулся к большему, пошел радость искать — и погиб.

СИБИРЬ, ЕЕ ПРОШЛОЕ И НАСТОЯЩЕЕ

Владимир Познанский,

доктор исторических наук

ВЕЛИКИЙ ОКТЯБРЬ И НАРОДЫ СИБИРИ

В Сибири издавна преобладало русское население. Селились русские в основном в тех районах, где крестьянин мог заниматься хлебопашеством. Огромные пространства степей полупустынного типа, северной тайги и тундры заселяли аборигенные народы. Некоторые из этих народов вели оседлый образ жизни, другие кочевали.

У Северного Ледовитого океана в тундре и в самых глухих таежных местах обитали малые народности Севера: эвены, чукчи, юкагиры и другие. Южные районы населяли хакасы, тувинцы, алтайцы, казахи, буряты…

До революции все эти народы были крайне отсталы, совершенно бесправны. Нередки были случаи голода, болезней, массовой гибели людей. Целые племена и народности вымирали от эпидемий. Купцы, скупщики пушнины спаивали местное население, за бесценок приобретая лучшие меха.

В 1822 году царским правительством был принят «Устав об управлении инородцев Сибири». По уставу «инородцы» в соответствии с образом жизни делились на «оседлых», «кочевых» и «бродячих». На них налагались определенные повинности, в казну собирались подати, среди которых главной была подать пушниной.

Стиль управления того времени великолепно характеризует такой факт, приведенный Е. М. Ярославским в статье «О тунгусах Олекминского округа»: в Петербурге получили сведение о страшном голоде среди орочен. Запросили Якутское областное управление. Губернатор ответил в столицу, что во вверенной ему области никаких орочен нет. Между тем неизвестное губернскому начальству голодающее племя продолжало вымирать в приолекминской глухой тайге.

Чиновники, находясь за сотни и тысячи километров от столицы, в губернских и уездных городах, по собственному усмотрению могли увеличивать размеры податей, налагать дополнительные повинности. Приезд или даже проезд начальства оставлял о себе тяжелую память надолго: отбирались лучшие лошади, которых часто загоняли в пути бешеной скачкой, устраивались для «белого господина» пиршества за счет населения. Чиновника старались задобрить, одарить богато: деньгами, мехами.

Чем-нибудь не довольный чиновник любого ранга мог пускать в ход плеть, кулаки, калечить неугодивших и пользовался полнейшей безнаказанностью.

Сибирь не знала крепостничества, здесь не было помещиков, но казачья верхушка, богатое сибирское кулачество, предприниматели нещадно грабили и русскую бедноту, и особенно бесправных «инородцев».

Я. М. Свердлов в 1915 году писал из туруханской ссылки (Енисейский Север):

«Местное население пребывает в полной кабале у различных торговцев-скупщиков рыбы и пушнины… Чем дальше в глубь края, в тундры, тем эксплуатация становится сильнее и тем более безобразные формы она принимает. И нет ничего удивительного, что инородцы быстро вымирают. Эпидемии оспы, тифа уносят массу жертв. Обильную жертву собирает и потребление алкоголя, щедрой рукою распространяемого торговцами-хищниками. Медицинская помощь крайне скудна. На весь огромный край один врачебный пункт, с больницей на 10 коек, и два фельдшерских».

Не отставали от пришлых притеснителей в грабеже коренных народностей Сибири местные князьки (баи у хакасов, тувинцев, алтайцев и казахов, нойоны у бурятов, тойоны у якутов, князцы у малых народностей Севера).

Е. М. Ярославский дал следующую характеристику якутского тойона:

«Он в цепких кулацких руках, как князек, держал десятки и сотни работников-химначчитов; те были у него всегда в долгу, пасли ему скот, добывали для него пушнину и рыбу, расчищали лес для пашен. Тойон судил, тойон был наслежным и улусным головой[7]. Русские чиновники и русские купцы поддерживали этого тойона, и якутская беднота чувствовала на себе этот союз хищников».

Своих же соплеменников и единоверцев обирали и богатеи туземных племен. Так якутов и народности Северо-Востока грабили якутские купцы: Кривошапкин, Никифоров, Эверстов. Чудовищным притеснениям подвергались рабочие-казахи на золотых приисках «правоверного мусульманина» Ахметши Валитова.

Грабеж довершали служители религиозных культов: православные попы у насильственно крещенных народов, муллы у мусульман, ламы у буддистов. Все они собирали обильную «дань» товарами, продовольствием и деньгами с населения за богослужение, так же как шаманы за камлания над больными.

Образно воссоздал картину жизни своего народа до революции очевидец — алтайский сказитель Н. У. Улагашев:

Даже вспомнить и то тяжело

Горем согнутый старый Алтай…

Нас когтями и клювом терзал

Коршун бешеный — царский закон.

Он зайсана, купца охранял,

Бая чтил за посланца богов,

С бедняка по две шкуры сдирал,

В три погибели гнул батраков.

Подобные воспоминания о тех жутких временах полного бесправия, мучений, постоянного голода и даже вымирания сохранились в памяти всех коренных народностей Сибири.

Особенно катастрофически сокращалось население у малых народностей Севера, наиболее отсталых в хозяйственном и культурном отношениях, сохранявших и в начале XX века многие пережитки патриархально-родового строя. Большими группами люди гибли от голода в годы массового падежа оленей от бескормицы, в годы плохой охоты. Но царскому правительству до этого не было дела. Когда, например, в неблагоприятном 1906 году якутский губернатор запросил «о монаршей милости к вымирающим племенам»: временно снять непосильную подать мехами с голодающих эвенков, эвенов и других малых народностей, из Петербурга ответили отказом.

Социальные болезни на Севере и Северо-Востоке, как нигде и никого, поразили малые народности в то время: так среди эвенов 40 % населения страдало туберкулезом и столько же трахомой. Широко распространены были инфекционные заболевания.

Немногим лучше была жизнь оседлых якутов. Тойоны владели землей и скотом. Каждый десятый крестьянин-якут вообще не имел, скота, шестая часть крестьянских хозяйств не имела коров и больше половины не имели лошадей и оленей. Земледелие в условиях сурового северного климата с его коротким летом и ранними заморозками часто не оправдывало себя: при неурожаях не удавалось собрать даже то количество зерна, которое ушло на посев. И в эти часто повторяющиеся голодные годы тысячи бедняков-якутов спасались от полной дистрофии и голодной смерти отваром из сосновой коры (заболонью) с корневищами ряда растений.

Жилище якута-бедняка начиналось с хоттона — помещения для скота. За легкой перегородкой вокруг камелька — очага, топившегося круглосуточно, иначе жилище моментально промерзало через дыру в крыше, служившую дымоходом, располагались