— Сколько ставите, господин атташе?

— Все!

Разведчик взял карту, Фогель со своей преувеличенной медлительностью — тоже.

Семерка. Нет, он не собирается прикупать. Впрочем, консул, даже не спросив его, открыл свою. Восьмерка. Проклятье!

Фогель подвинул разведчику стопку банкнот:

— Здесь две тысячи… Прошу вас, господин атташе, возьмите.

«В благородство играешь, сука, ну-ну… Сейчас посмотрим, чья возьмет!» — подумал Полещук и тут же объявил:

— Две тысячи, господин консул!

— Две тысячи?

— Конечно, господин консул.

Полещук ничего не прикупил, у него была семерка. А консул вынужден был прикупить.

На этот раз немец изменил своей привычке — поспешил. И было из-за чего! К своей двойке он прикупил семерку пик. Итак, у него ровно девять очков. Впрочем, достаточно было и восьми, чтобы две тысячи вернулись к нему.

После этого их обладателем сразу же стал разведчик. Потом он выиграл еще. Сколько у него? Три или четыре тысячи?

Не стоит считать — это приносит несчастье!

И так как Полещук уже не знал, сколько он, собственно, должен, он снова поставил две тысячи.

Пришла четверка пик. Мало! К ней надо прикупить. Получил шестерку пик. Перебор на одно очко. Проклятье! Открыли карты. Оказалось, что консул преспокойненько выжидал, имея на руках всего лишь тройку. Сволочь! Уж не шулерничает ли этот старый змей, консул?!

Две тысячи еще несколько раз пересекли стол, как вдруг за окном пробили часы на королевском дворце.

— Последний раз! — вскричал Полещук и придвинул ворох купюр к центру стола.

— Сколько?

— Все!

Восьмерка — до выигрыша рукой подать! Но почему молчит консул, не отрывая взгляда от своей карты?!

Наконец Фогель с непроницаемым лицом, ставшим бледнее обычного, показал присутствующим — нет, не русскому атташе, с которым вел дуэль уже более часа, а остальным игрокам, затаившимся, как мыши перед рассветом, — свою карту. Девятка…

— Итак, господин атташе, уговор дороже денег… Сейчас две минуты второго, а мне вы должны… — консул выдержал секундную паузу, рассматривая разбросанные по столу купюры. — Мне вы должны шесть тысяч… Долларов! Полагаю, мы можем обойтись без расписки?

— Конечно, — вскричал Каменский, — мы все здесь свидетели!

Усадив едва державшегося на ногах Полещука на заднее сиденье такси и авансом расплатившись с водителем, консул и доктор вернулись к ломберному столу.

Гржинек сладко похрапывал, забравшись с ногами в глубокое кресло.

Каменский, упершись подбородком в сложенные на столе руки, не сводил остекленевшего взгляда с разбросанных по столу банкнот. Он устало повернул голову в сторону вошедших. Но вдруг оживился, вскочил на ноги и ринулся навстречу Фогелю.

— Господин консул, я требую объяснений! Зачем вы раскрутили русского на такую огромную сумму?! Вы ж: е таким образом подписали всем нам приговор!

Фогель, даже не удостоив скандалиста взгляда, обеими руками сгреб деньги в кучу и стал сосредоточенно сортировать банкноты согласно их номиналу.

— Нет-нет, господин консул, я никогда не думал…

— Наконец-то вы признались, пан Каменский, что «никогда не думали»! — торжествующе воскликнул консул. — Я давно подозревал вас в бездумном отношении ко всему, что находится за пределами ваших операций с янтарем, но воспитание не позволяло мне сделать вам замечание… Слава богу, теперь вы сами признались в отсутствии мыслительных способностей! Да знаете ли вы, что благодаря вашим потугам за карточным столом я едва не стал банкротом?!

Консул взглянул на ставшего пунцовым Каменского и дальше уже примирительно произнес:

— Ладно, прочь склоки, давайте объяснимся… Если вы заметили, в начале игры я старался придерживаться намеченной тактики. Той, которую предложил пан Гржинек — дать русскому немного выиграть у нас… Но это был первый импульс.

А как говаривал незабвенный мсье Талейран: «бойтесь первого импульса, ибо он, как правило, благороден!» Вот тогда-то, вспомнив наставление искуснейшего из дипломатов, я решил не играть в благородство, а сделать наоборот…

— То есть?

— То есть выставить русского на все деньги. Поверьте, эта мера будет иметь значительно большее воздействие на него, чем если бы мы дали ему выиграть какие-то крохи… Теперь он до конца своего пребывания в Катманду прикован к нашей колеснице… Он не в состоянии одним махом погасить свой долг в шесть тысяч долларов, не так ли?

— Безусловно, герр консул! — с готовностью солдата-срочника ответил поляк.

— А раз так, то ему ничего не остается, как молчать и потихоньку отыгрываться… Я надеюсь, вы, пан Каменский, не будете настаивать на единовременном погашении русским его долга… Мы же не в XIX веке живем, или я не прав?

— Конечно-конечно, герр Фогель… Да и какие претензии могут быть у меня к русскому? Он же должен вам, а не мне!

— Вот для того, чтобы он остался должен только мне, я и взял всю игру на себя… Впрочем, была еще одна причина, заставившая меня действовать по собственному разумению…

— Интересно, какая?

— Русский дипломат — он шулер… Вы заметили, как резво он выиграл у меня более трех тысяч? А все оттого, что распоряжался колодой. Он — мастер передергивать карты! Да разве только это… Но уж когда банковать стал я, извините, пришлось преподать наглецу урок хорошего тона, нет — высшего пилотажа! Чтобы он не подумал, что набрел на простачков, которые впервые держат в руках инструменты…

— Простите за откровенность, герр Фогель, но как вы можете определить, кто шулер, а кто — нет, если сами не владеете шулерскими приемами?!

— Я о них забываю, играя с вами… А когда встречаю за столом настоящего шулера, сразу же их вспоминаю…

— Вот так сюрприз! Сюрприз и предостережение всем нам… Оказывается, вы, герр Фогель, тоже можете быть искренним… иногда!

— Кстати, о сюрпризах, — вмешался в перебранку Гольдман. — У меня тоже есть один… Знаете, куда отправился ночевать русский атташе? Таксисту он назвал адрес Сэлли Грэйвс!

— Да, действительно, сегодня у нас вечер сюрпризов, — процедил сквозь зубы консул и, кивнув в сторону захрапевшего Гржинека, добавил:

— Похоже, он — единственный из нашей компании, кому наплевать на все наши… сюрпризы!

Арийский тандем

На следующее утро Полещук проснулся раньше обычного от страшной головной боли. Самое примечательное было в том, что он не испытывал чувства похмелья, как это бывало после основательного «перебора».

«Да и что я такого, черт побери, вчера выпил? Пустяки, даже бутылку виски не уговорил! Раньше со мной ничего подобного не происходило. Нет, здесь что-то не так… Уж не подсыпали ли мне партнеры чего-либо в виски?..».