и Повелителя Войны текла кровь одного и того же родителя. У них был общий отец, но разные взгляды.

Поединок стал более напряженным. Клинки перестали плавиться в неукротимом танце звуков и искр. Силы были равны. Кружа друг вокруг друга в центре Парфенона, они взвешивали свои шансы на победу, выискивая слабые места противника.

– Ты думаешь, эти люди могут что-то сделать против моих мифийцев, брат? – дерзко спросил Арес, вертя меч в руке так ловко, что закаленное стальное лезвие рассекло воздух леденящим металлическим свистом.

Селкаре молчал.

– Ответь мне, Геракл, неужели ты думаешь, что твои хитрости могут победить Владыку Войны? – выплюнул деспотичный бог разрушения.

Профессор ответил ему вопросом:

– Почему ты предал нас?

– И ты смеешь спрашивать об этом, дорогой младший брат? Ты дурак, если не догадался. – Брызнувшая с его губ слюна разъедала мраморный пол, едва коснувшись его. – Ты разочаровал меня, Геракл. Я думал, ты умнее. Алоады[102] унизили меня, заключили в бронзовый сосуд на тринадцать месяцев, Афина постоянно смеялась надо мной, меня презирал собственный отец, Зевс. Мои дети убиты, а моя любовь унижена теми, кого мы называем Высшими Сущностями. И ты спрашиваешь меня почему? – Он взмахнул мечом в поразительном выпаде, который Геракл отразил с гримасой на лице.

Буря не прекращалась. Молния расколола тьму и осветила клубящиеся облака над их головами, в каждом движении которых виднелись силуэты демонических существ, стремящихся прорваться к дверям Афины, все еще запертым одним из двух ключей.

– Дай мне Кинжал Аида, Геракл, и все будет кончено. – Арес протянул руку в кожаной перчатке, усеянной металлическими вставками. – Ты воссядешь рядом со мной, по правую руку от меня, на горе Олимп, и вся вселенная будет нашей… Твоей и моей. Давай разделим ее, брат.

Геракл замешкался.

Арес изменил стратегию. Умоляя, он попросил его предать то, что он защищал веками, в обмен на абсолютную власть. Селкаре испытывал жалость к этому божеству, отвергнутому остальными богами, ненавидимому мифийцами и людьми. Возможно, в Мифосе не было большей болезни, чем ненависть, месть и обида, которая живет в сердцах многих людей. А от нее есть только одно лекарство.

Геракл расстегнул рубашку. На его шее, на толстой цепи из золотых звеньев, висел Кинжал Аида. Глаза бога войны засветились огнем. Пальцы задрожали. Это не может быть так просто, подумал он.

– Вот Кинжал Аида, кинжал бога Тартара, мужа Персефоны и брата Зевса, нашего отца.

– Да! Дай мне его, Геракл! Отдай мне, и я одарю тебя славой! – грохотал Арес, поднимая метели, развязывая бури, наслаждаясь победой.

– …и он так близко, что ты сам можешь его забрать, – сухо заключил Хранитель Мифоса.

Арес, поняв, что Геракл смеется над ним, испустил злобный крик и в гневе сжал пальцы левой руки. Когда он это сделал, Парфенон содрогнулся. Колонны закручивались и скрипели; мрамор трескался. Часть фризов упала на землю, разлетевшись на куски, а главный фронтон раскололся на две части. Десятки вспышек молний пронзили афинское небо и гремели всю ночь. Силы природы повиновались своему сводному брату, и у Геракла на мгновение возникло ощущение, что, возможно, он переборщил с иронией и недооценил его силу.

Очередная вспышка угасла, лицо Ареса изменилось. Его челюсти теперь стали более рельефными, а скулы более подчеркнутыми, что придавало ему еще более свирепый вид. Зловещий невидимый ореол покрывал его тело, превращая капли дождя в пар еще до того, как они долетали до него, ужасные глаза, словно вулканы, в ярости извергали лаву.

– Да будет так, как ты решил, – говорил сам Парфенон, звук эхом отдавался в ушах Геракла, каждый камень Акрополя повиновался приказам своего будущего хозяина, Повелителя Войны Ареса.

Эпическая битва разгорелась с новой силой. Мечи сошлись в яростном танце, лезвия двигались так быстро, что их едва можно было различить, соперники использовали свои лучшие удары. Геракл, возможно, менее техничный, чем Арес, но более хитрый, чем сводный брат, сантиметр за сантиметром настигал его, пока не загнал в угол у колонны к северу от Парфенона, где силой ударов своего короткого меча, так мастерски используемого, закаленного многими тяжелыми схватками, ему удалось почти покорить бога.

– Арес, сдавайся, или мне придется тебя убить! – разъяренно крикнул Селкаре.

Меч мифийца обрушился на Ареса с такой силой, что в одном из яростных ударов оружие его сводного брата раскололось надвое, и острие клинка оказалось направлено на его горло.

– Это невозможно! – воскликнул Повелитель Войны в недоумении, глядя на свой клинок.

Задыхаясь от усталости, Геракл все еще угрожал своему недостойному сводному брату, убеждал его сдаться.

– Пожалуйста, не убивай меня, – умолял Арес, опускаясь на колени перед Селкаре. – Прошу тебя, не делай этого. В наших жилах течет одна кровь, кровь нашего отца Зевса. Я буду молить его о прощении, буду ползать у его ног, как червяк, за то, что я его самый жалкий и презренный сын, но, пожалуйста, сжалься надо мной.

Геракл колебался.

Крепкая рука, державшая меч, на мгновение дрогнула – достаточно, чтобы показать внутреннее сомнение, бушевавшее в нем.

Нельзя просто так убить бога, тем более одного из Великих. По крайней мере, не навсегда. Он может переродиться, если был убит в Мифосе. Однако если его тело похоронят на Гее, Арес полностью утратит свою силу перерождения. Геракл отбросил эту мерзкую идею. Он ведь Хранитель, а не палач, и Арес имел право на справедливый суд. Пусть Высшие Сущности, как всегда, сами вынесут приговор.

Геракл потянулся к своему пиджаку, отяжелевшему от воды, и извлек сферу. От легкого прикосновения концентрические кольца, соединенные одной осью, которая направляла их, начали вращаться. Окаменевшее сердце, бьющееся в центре, излучало холодный свет цвета индиго, который быстро распространился вокруг. Капли дождя останавливались, попадая в этот свет, и словно задерживались во времени.

– Пусть Высшие Сущности Мифоса вынесут тебе приговор… – Не успев договорить, Геракл почувствовал невероятную тяжесть и не смог устоять. Его ноги задрожали и подкосились, силы покинули тело. Сфера выскользнула из его руки, ударилась о землю, обручи перестали вращаться, смешавшись с грязью. Голубоватое свечение померкло, возвращая реальность в Парфенон.

Геракл боролся с болью. Его грудь вздымалась, сотрясаемая страшными спазмами. Ему стало трудно дышать, а по спине разлилось сильное жжение. Мышцы шеи напряглись, челюсти сжались так сильно, что казалось, переломаются зубы. Боль была слишком сильной, невыносимой…

В небе раздалось отвратительное кваканье. Арес восстановил контроль над ситуацией. Он взял соперника за подбородок и посмотрел на него. В глазах Геракла читалось страдание и, прежде всего, удивление. Все мышцы его тела дрожали, как у раненого и испуганного животного.

– Что… что…