Пока в котелке таял снег, Ирэн собрала хворост, а к тому времени, как закончила возиться с пришедшей в негодность рубашкой, очнулся аватар. Даже заговорил, правда, не в тему:

– Тебе что, вожжа под хвост попала?

– Это поговорка? – заинтересовалась скадарчанка.

– Ты хоть представляешь, что значит для селян пожар зимой? Ты подожгла сено, и им нечем будет кормить скотину, а если огонь перекинется на избы… Ох! – Дан скривился, когда Ирэн, обмывая его, нечаянно надавила сильнее.

– Зато согреются на зиму вперед.

– Ирэн, кто-то нарочно навел порчу на деревню, а потом подсказал метод борьбы с ней. Тот человек хотел стравить людей с эльфами, и у него получилось! Только он во всем виноват! Селяне просто хотели выжить!

– Смерды выносливы как собаки и плодовиты как кролики. Слабые сдохнут, сильные окрепнут.

– Ирэн, да ты просто… – В глазах цвета чернослива мелькнуло отвращение.

Плевать, лишь бы выжил. Обработав четыре дырки противовоспалительной мазью, девушка заставила выпить Дана укрепляющий настой. Под навесом стало жарко, и она укрыла дрожащего парня своей дубленкой, сама оставшись в свитере.

– Я вычту твою оплошность из гонорара, Дан.

– Какого? – Тот облизнул сохнущие губы.

– За услуги телохранителя. Не волнуйся, не за «спасибо» мучаешься с бессердечной стервой. – Ирэн отвела его волосы со лба. Нет, не показалось. Остриженный Дан выглядел моложе и больше походил на братца, правда, таким деревенским олухом не казался.

Она отвернулась, и вдруг услышала тихое:

– Извини. Спасибо тебе.

– Не барское это дело – на невежд обижаться. – Она действительно не обиделась. Дан дышал через силу, но держался неплохо. Храбрилась и наследница.

– Я так растерялся… Они бросились всей толпой, как стаей: мужчины, женщины, даже подростки… А я все боялся задеть ребенка… – Всхлипнув без слез, Дан скривил подобие улыбки. – Надеюсь, они не пострадают от огня, но передерутся из-за косы…

– Жалко… Ты ей так гордился.

– Зато теперь уши не мерзнут. Саблю жальче… Уй!

– Ладно, ладно. – Ирэн прижала палец к его губам. – Береги силы.

– Ничего, отойду к вечеру.

К вечеру Дан действительно едва не отошел. Началась лихорадка, и он вновь потерял сознание; дыхание сбилось, поминутно переходя в хриплый, надсадный кашель. В Скадаре Дан чуть не умер, но тогда Ирэн знала его слишком плохо, чтобы жалеть. А сейчас… Сейчас все было иначе. Во время схватки в Жемчужной бухте могла погибнуть дикарка Алесса, никчемный Метис или сумасшедший алхимик, но выбор Хекты пал на другого. Почему? Почему так несправедливо? Впервые в жизни довериться кому-то, чтобы сразу же лишиться его. Ирэн знала, что сама не может умереть, не исполнив предназначение, но потерять единственного союзника сейчас, в начале пути… Это слишком. Это жестоко.

Тик-так. Время шло, и Дан перестал хрипеть. Хотелось верить, что дар начал исцелять рану изнутри и что все будет хорошо. Заслышав далекий вой, Ирэн крепче прижалась к парню. До рассвета хвороста должно хватить, а там будет видно. Только бы не заснуть.

Горло сдавило такое острое чувство безысходности, что в носу защипало, а резкие черты лица Дана поплыли. По щекам зачастили жгучие капли, и наследница поняла: вот-вот сама завоет по-волчьи. Как жаль, что так и не сумела стать бессердечной!

– У-у-у… – заскулила девушка, не зная, горше плачет об умирающем спутнике или о себе живой.

– Кхе-кхе!

Подскочив на месте, Ирэн в шоке уставилась на обладателя деликатного полукашля-полулая. Рядом с костром бесстрашно сидела лисица, красная как само пламя. Бешеная?! Не сводя со зверя настороженного взгляда, кэссиди нащупывала арбалет, но под ладонь попалась крупная шишка.

– Кыш! – Ирэн с силой метнула шишку, но промахнулась.

Лисица отбежала на несколько шагов, села, грациозно забросив хвост на передние лапки, и с укором склонила голову набок.

– Это ты зря, милая. Зашибешь ненароком, кто ж тебя ночевать пустит, а?

Предположение начальства оказалось верным, и беглецов носило по Неверре, как оборвавшийся с уды поплавок. Вот сам бы за ними и летал! Но нет же, крыс отказался даже носа высунуть из родной канцелярии и отправил в погоню рабочих мышек. Чинуша и трус! Пресмыкается перед тем, кто в сколку его не ставит. Разве что на брюхе не ползает. Напрасно…

Так размышлял маг по дороге к пепелищу, на которое указал выжлак. Настроение было отвратительным, в первую очередь из-за пресловутых гончих. При телепортации свора тварей поглощала магию либров, как бездонный колодец, из-за чего постоянно приходилось останавливаться для восполнения резерва, и погоня отставала уже на несколько дней. К тому же следопыты-ловчие успели проголодаться и на магов поглядывали с гастрономическим интересом. «Выжлятник» тоже недвусмысленно облизывался. Зачем их вообще навязали?! Сами бы справились, вчетвером с коллегами. Но отчего-то начальник (да и ТОТ) считали, что без гончих маги потеряют след.

Мужчина был уверен, что с холма видел жителей, но в деревне его не встретили. Что и говорить, красный петух порезвился на славу! Две трети изб выгорели дотла, уцелевшие подставляли ветру обожженные бока да обвалившиеся крыши. Снег припорошил угли, ветер унес дым, но едкий запах гари не покинул пепелище. Не повезло. Зимой тушить пожар чрезвычайно сложно: вода уходит на дно колодцев, а то и замерзает. Снегом стены не зальешь.

– Есть здесь кто живой?! Лю-у-ди! – сложив руки рупором, приветливо крикнул маг. С селянами ссориться чревато: в дурном настроении могут и на вилы поднять.

Скрипнула дверь высокой, относительно целой избы. На порог вышел статный бородач и облокотился на подкопченные перильца.

– Ну, есть живые. Тока ежели ты на постой просишься, уж звиняй. Сам видишь – беда у нас.

– Нет-нет, не стану вас обременять! Я ищу кое-кого. Скажите, у вас на днях не останавливалась рыжеволосая девушка лет двадцати? Приметная такая: длинноногая, стройная. С ней еще был черноволосый полуэльф.

Бородач прищурился:

– Ну, захаживали такие. Твои знакомые?

Сперва маг хотел выдать беглецов за преступников в розыске, но, поразмыслив, решил, что селяне могут и не поверить в вероятность вознаграждения. Бывало такое, и не раз. Поэтому кивнул:

– Друзья. Я заплачу за сведения.

– Друзья, говоришь? – Бородач мрачновато ухмыльнулся.

Похороны состоялись через три дня согласно канону, правда, соблюсти традицию оказалось непросто. Верховному Жрецу пришлось надавить на сотрудников ИСС, чтобы тело выдали к сроку, хотя непонятно, что искали следователи. Причина смерти была налицо: сперва Венедикта придушили, а потом выбросили в окно, под коим он и скончался от множественных внутренних повреждений. Убийством заинтересовались и соковцы, однако никаких следов волшбы не обнаружили и махнули на дело рукой. Хвала Пресветлой! И без них в университете было не продохнуть от дознавателей. В общем, следствие шло своим чередом, а Венедикта тем временем оплакали, отпели и похоронили. Усопшему отвели почетное место на городском кладбище при храме как священнослужителю, принявшему мученическую смерть от рук корыстного душегуба. «Еще и к святым небось причислят», – думал Вилль, со свечкой двигаясь в середине похоронной процессии, растянувшейся саженей на пятьдесят. Его архисвятейшество Лаврентий Равеннский шел во главе. Солидный, надо сказать, мужчина: высокий, довольно молодой еще, но совершенно седой, а брови и глаза были контрастно черными. Вышагивал жрец плавно, как будто не касаясь земли, и невольно хотелось заглянуть ему под рясу: не левитирует ли? После похорон он увел священнослужителей, дабы помянуть мученика в кругу жреческой братии, студиозусы ушли своей компанией, а преподаватели – своей. Как поминают святые отцы, Вилль не знал, да и не хотел знать, зато пьянка в университете мало чем отличалась от северингской. Мужчины стали вспоминать веселые моменты из жизни покойного, женщины загоревали о том, какой он был хороший да честный. Нет, на самом деле эпитетов нашлось куда больше, и за каждую добродетель храмовника следовало выпить до дна. Секретарша ректрисы возрыдала на плече ассистента, да так проникновенно, что косенький Вилль сам чуть за голову не хватился: как же они теперь без Венедикта жить будут?!