— Ну, — пожал я плечами, — если быть кратким, Алексей Васильевич, то все примерно так и было на самом деле. Германский десантный корпус и крупная флотская группировка были уничтожены при попытке захвата Моонзундского архипелага, «главноуговаривающий» Керенский подал в отставку, передав власть большевикам, потом при попытке прорыва фронта под Ригой фланговым контрударом нашей бригады была окружена и разгромлена 8-я германская армия, что привело к заключению Рижского мира.

Подполковник с уважением посмотрел на меня, пригладил свои лихие усы, посмотрел на «Тигр» и стоявших рядом с ним разведчиков Рокоссовского. Потом он осторожно спросил у меня:

— Вячеслав Николаевич, извините за нескромный вопрос: а вы и в самом деле служите большевикам?

— Я служу России, — ответил я подполковнику. — Сейчас, собственно, только большевики способны управлять тем, во что господа «временные» превратили бывшую Российскую империю. Кроме того, у них есть достаточно позитивная программа и авторитетный лидер.

— Кстати, насчет большевиков, — добавил я, — некоторые из них, те, которые считали, что Россия — лишь охапка хвороста для разжигания мировой революции, подняли в Петрограде мятеж. Но товарищ Сталин и его сторонники решительно подавили этот мятеж, расстреляв этих «революционеров» из пулеметов. Так что, господин подполковник, большевики бывают разные.

— Вы поймите меня правильно, Вячеслав Николаевич, — немного помолчав, видимо переваривая сказанное мною, ответил подполковник Панкратьев, — мы сидим в этой богом забытой дыре, вокруг крутятся какие-то темные личности с чрезвычайными мандатами, которые претендуют на наши аэропланы и имущество эскадры. Военные действия по факту прекратились, солдаты гарнизона все время митингуют и принимают резолюции, суть которых сводится к тому, чтобы поделить все поровну и разойтись по домам. Они пытались штурмом взять винные склады и, склонив на свою сторону часть нижних чинов эскадры, готовятся начать раздел нашего имущества. Так что вы не обижайтесь, что я так с вами разговариваю — я должен убедиться, что в результате исполнения приказа господина Фрунзе наши аэропланы, оружие и горючее не достанутся случайным людям.

Я молча выслушал монолог Панкратьева. Действительно, положение тех, кто сейчас брошен своим начальством на произвол судьбы, незавидное. Безвластие же порождало анархию, а анархия — беспредел.

— Учтите, — сказал я, — вскоре мы закончим тут все свои дела и будем вынуждены покинуть Винницу. И если вы, Алексей Васильевич, останетесь здесь, на этом поле, то наверняка в самое ближайшее время имущество эскадры будет разграблено, а офицерский состав подвергнется издевательствам и убийствам…

Я внимательно посмотрел на Панкратьева и увидел, как тот невольно поежился, видимо во всех деталях представив то, что может произойти.

— Итак, — продолжил я разговор, — по приказу товарища Фрунзе вы должны перебазироваться под Киев, в котором будете находиться в полной безопасности. Решать, конечно, вам, но даю слово офицера, что в случае положительного решения вы о нем не пожалеете.

— Так-то оно так, — подполковник со вздохом развел руками, — но все же… простите меня, Вячеслав Николаевич, сомневаюсь я, уж больно все это неожиданно…

Я видел, что подполковник Панкратьев — один из многих русских офицеров, которые готовы храбро стоять под пулями, но не готовы в мирное время принимать самостоятельные решения.

Например, в нашей истории эскадра воздушных кораблей была растащена по частям приказами больших и малых начальников. Советской России удалось с большим трудом сформировать из ее остатков авиаотряд. Вот если бы подполковник получил бы четкий и недвусмысленный приказ от авторитетного для него начальника… Эх, как я не догадался запастись в Петрограде письмами от авиаконструктора Сикорского или первого командующего эскадрой генерал-майора Шидловского? Но после драки кулаками не машут. Подполковнику Панкратьеву необходимо получить указание от авторитетного для него человека. И надо, чтобы этот человек был знаком ему лично. И тут меня осенило.

— Алексей Васильевич, — спросил я Панкратьева, — а слова бывшего командующего Юго-западного фронта генерал-лейтенанта Деникина будет вам достаточно?

— Не понял вас, — растерянно спросил у меня ошарашенный подполковник, — а разве Антон Иванович еще жив? По слухам, еще месяц назад его и еще нескольких генералов убили в Быхове пьяные дезертиры.

Я покачал головой.

— Алексей Васильевич, у вас ложные сведения. Генерал-лейтенант Деникин не только жив, но и находится с нами здесь, в Виннице. Он сознательно сделал свой выбор в пользу службы Советской России. Вы можете с ним переговорить и тем самым разрешить все ваши сомнения…

— Замечательно, Вячеслав Николаевич, — оживился Панкратьев, — вы меня очень обрадовали. Генералу Деникину я верю, это замечательный человек и блестящий военачальник. Давайте сделаем так. Сейчас я прикажу оседлать моего коня, и через четверть часа можно будет выезжать.

— Давайте сделаем по-другому, Алексей Васильевич, — сказал я, доставая из кармана разгрузки рацию. — У вас есть возможность побеседовать с генералом Деникиным прямо сейчас же, не сходя с этого места.

Подполковник Панкратьев с нескрываемым удивлением наблюдал за тем, как я вызвал штаб и попросил позвать к радиостанции Деникина. Вскоре генерал вышел на связь.

— Антон Иванович, добрый день, это Бережной, — сказал я Деникину, — рядом со мной командир эскадры воздушных кораблей подполковник Панкратьев, и он желает с вами побеседовать.

— Я готов, — ответил Деникин, — конечно же я помню этого замечательного и храброго офицера. Вячеслав Николаевич, передайте ему, пожалуйста, радиостанцию.

Я передал рацию ошеломленному подполковнику Панкратьеву, предварительно объяснив ему, как этой штуковиной пользоваться.

— Ваше превосходительство, Антон Иванович, — растерянно пробормотал Панкратьев прямо в рацию, — я так счастлив снова услышать вас. А то мы вас уже похоронили, а вы живы — и слава богу!

— Алексей Васильевич, — ответил Деникин, — я сейчас занят, а потому не смог лично приехать к вам, чтобы еще раз увидеть вас и ваших крылатых героев. Но я прошу внимательно выслушать то, что скажет вам полковник Бережной, чтобы принять правильное решение. Я надеюсь на вас и верю, что вы будете и дальше так же верно и храбро служить России.

— Так точно, господин генерал, — воскликнул Панкратьев. — Я знаю вас и полностью уверен, что вы никогда не стали бы служить чему-либо постыдному, недостойному русского офицера.

— Благодарю вас, Алексей Васильевич, — ответил Деникин, — когда у вас появится время, я буду рад видеть у себя в штабе. До скорого свидания.

Подполковник Панкратьев осторожно передал мне радиостанцию и уже совсем другими глазами посмотрел на меня.

— С чего начнем, господин полковник? — сказал он. — Наверное, для начала вы осмотрите расположение эскадры?

— Хорошо, — ответил я, — только, Алексей Васильевич, у меня к вам небольшое замечание. Теперь в наших частях рядовой и командный состав, обращаясь друг к другу, употребляет слово «товарищ». Так сказать, дань времени. Так что привыкайте…