— Вот уж не чаял, что могу быть в сродстве с Императрицею Российской, — изумился де Лекур. — Род мой не шибко знатен.

— В гербах сих… отразилось величье былых дней, дней давних. — Слабый голос господина де Роскофа заставил сердце Нелли подпрыгнуть в груди. — До Раскола церковного Империя Византии жаловала своим гербом тех, кто заступал ей на службу. Век осьмой либо девятый, я чаю…

— Помолчи уж, барин-батюшка, — Параша вновь поднесла ко рту старого дворянина питье. — Испей еще чуточку.

— Мне лучше, дитя, все пустое. Чего вы переполошились, друзья мои? Разве могу я умереть раньше, чем маленькой брат будет возвращен моей невестке? Наведите-ко в дому чистоту, мужчины.

— И то, — Ан Анку, стоявший у дверного косяка, сделал шаг наружу. — Я приму с той стороны.

Ларошжаклен и Лекур подхватили распростертое на полу тело за руки и потащили к окну.

«Вот уж вправду уж виделось, — подумала Нелли, глядя, как оба молодых шуана не без труда запихивают труп в проем окна. — Так же поступил Нифонт в Белой Крепости с телом тартарина».

— Батюшка, отчего в разных народах одни и те ж старые свычаи? — спросила она, когда синий, словно живой, взбрыкнул в окне сапогами, вываливаясь наружу.

— Оттого, что старина была умней наших времен, — господин де Роскоф осторожно выпрямил спину, словно боясь что-то растревожить движением тела. — В дверь выходит честной гроб. Труп врага оскверняет порог. Не кручинься, Элен. Твой брат жив и мы отыщем его, хотя б пришлось перетрясти весь край как старый мешок.

— Я верю в сие, батюшка, — Нелли вдруг поняла, что в самом деле покойна. — Тревожиться мне нынче некогда.

Вскоре о синем сержанте напоминала лишь темная лужа крови на каменном полу. Ларошжаклен, обогнув оную, вышел и воротился вскоре с охапкою мокрой соломы. Соломою этой он и убрал кровь — осторожно, стараясь не опачкать ею рук.

— Грязной работе учит война, — усмехнулся он, встретившись глазами с Нелли. — Но эдакая уборка не для женщин.

Ан Анку же все не было — надо думать, он отволакивал тело подальше от людских глаз и на поживу хищным птицам.

Только когда от крови не осталось следа, Катю перестал колотить заметный издали озноб.

— Не осталось ли и для меня капли сидра, милые дамы и девицы? — виновато улыбнулся де Лекур. — Что-то я все никак не стряхну усталости. Расселась оная у меня на загривке, ровно карлик из сказки.

— Мудрено, коли Вы скакали от шато де Латт, — отозвался господин де Роскоф, меж тем, как Нелли поспешила подать приезжему стакан. — Не благодарю Вас, Вигор, что Вы спасли мне жизнь — такие пустяки уж давно меж нами всеми не в счет. Но благодарю за то, что не расстался я с жизнью напрасно. Ну да что там. Дадим себе сегодня отдых у сего очага, друзья мои, а утром выступим в путь. Все ж таки Роскоф под властью санкюлотов, хоть они здесь и робки. Утро вечера мудреней — утром и станем думать, где искать дитя.

— До мыса Фрэель нам водою не пройти, — рассказывал Вигор де Лекур, ловко разбираясь со снастями. — Близ Трегастеля кружит эскадра стервятников.

— Тогда высадимся под Лоньоном, — решил де Ларошжаклен.

Кусок грубой серой ткани рвался из рук троих молодых мужчин, оживленный порывистым ветром, хлопая так, что звенело в ушах, и все ж покорялся, уступал, вставал так, чтоб принять ветер не по-своему, а по воле людей.

— Вот чего не умела сроду, так под парусом ходить, — пробормотала Катя. — Право научусь, дал бы Бог назад воротиться. Есть места, где много наших морячат.

— Катька, а ты где вообще была, когда от нас весточку получила? — спросила Нелли, нето, что вдруг, но вить вправду прежде в голову не вспало.

— Да в уграх, не знаю, как это по-вашему.

— Ну города хоть какие там, или города у тебя тож по-своему?

— Город там по разному кличут, с какой стороны глядеть: то Будою, то Пештом.

— А, так угры твои — венгерцы, — Нелли с наслаждением ощутила, как полетело вдоль бурых скал легкое суденышко: не хуже гоэлана! Родной Роскоф оставался позади, скорей всего навек. Но горевать о том было не ко времени.

— Угры не мои, не по нраву они мне пришлись, да делать нечего, — Катя тоже наслаждалась быстрым ходом ялика, добытого у кого-то в Роскофе Ан Анку. Парашу же, меж тем, часа через полтора укачало: сидела она бледная в зелень, с силою комкая в руках платок. И то — быстрый кораблик нисколь не напоминал ту пассажирскую неповоротливую и покойную лодку, в коей добирались они до Шалона.

— Догадываюсь, не зряшно провели Вы месяц в разведках, — говорил меж тем господину де Лекуру господин де Роскоф. — Но было ль время удоволить стариковские мои капризы? Не обижусь, коли не было.

— Я тщился порадеть любопытству ученого, — весело сверкнул синими своими глазами де Лекур. — К тому ж приметы, не касаемые до нужд войны, укрепляют меморию. Помню, о чем просили Вы наблюдать, но, наблюдаючи, случаем наткнулся я на иное. На не разбери поймешь что, если сказать по чести.

— Но есть ли уверенность, что сие не разбери поймешь не касается нужд военных? — встрепенулся де Ларошжаклен.

— То-то и есть, что не знаю. Крестьяне говорили, что по нашей Бретани странствуют какие-то путники. Не наши. Но при том — не синие ни в коей мере. На одной ферме под Динаном они помогли мужикам отбиться от синих. При чем, как мне сказывали, не без колдовства. Ну да у нас народ известно, плюнуть не может, чтоб в колдуна не попасть.

— В Бретани не может быть сейчас ничьих, — процедил сквозь зубы де Ларошжаклен. — Не художники ж виды зарисовывать прибыли? Смешно.

Нелли вспомнила вдруг вовсе вылетевшее из памяти путешествие в почтовом экипаже. Странный случай с тем, как не могла она поднять глаз… Рассказать? Глупо уж больно выйдет. Пустое.

— Ладно, друзья, — сказал господин де Роскоф. — Любой научный сухарь, не я один, скажет, что коль мало пищи для размышления, то и размышлять дело гиблое. Авось мы еще услышим о сих, тогда и прояснится.

Больше разговоры о делах не шли. Спустя какое-то время господин де Роскоф стал вдруг рассказывать подругам о короле Святом Людовике, впрочем, вскоре выяснилось, что многого из его рассказов не знают и находившиеся в лодке соотечественники оного короля. Зачем вспал свекру на ум Людовик, а не другой какой король, Нелли не знала, верно случайно, но об сем короле слушала она не с меньшей охотою, чем слушала бы о любом другом — господин де Роскоф был превосходным рассказчиком, картины прошлого в его устах оживали.

Со слов свекра воображала она двенадцатилетнего мальчика, что обогнал поезд матери на резвом иноходце. Вот уж видны впереди башни Монпелье, сулящие скорую встречу с отцом. Что за всадник несется карьером навстречу? В нем издалека виден знатный человек, только отчего ж он — дородный, немолодой, судя по посадке, в подбитом куницами парчовом плаще — скачет без свиты? Всадник приближается. Да это же канцлер Герен!