— Еще раз всех увидим? — заулыбалась, заулыбалась. — Я им расскажу, как мы опять летали.

— Они же спешить станут, — пояснил Пастух, — после такой-то дороги… Вы всех к себе в гости пригласили. Причем на завтра. Полагаю, все и согласились?.. Там и расскажете…

Так все и получилось. Хотя прощались по второму разу куда как споро. Народ по домам торопился, многих встречали родные и знакомые, путешествие завершилось, на сопли и вопли — ни времени, ни желания. Обычная российская дорожная история: милые недлинные — по железнодорожному расписанию — добрые отношения в пути и — его финал. Точка. Да уж и некогда в самом деле сопли развешивать. Домой, труба зовет!..

Марину, как оказалось, встречали. В начале перрона перед вокзальным зданием стояла группа — ну аж пять человек, — трое мужчин, две женщины, мужики держали огромные и неудобные букеты цветов, а одна из тетенек подбежала к Марине, поздоровалась по-русски и еще по-японски, в две своих ладошки руку Марины взяла, сказала:

— Я — ваш переводчик с японского.

Господи, что за бред она несет, машинально подумал Пастух, а Марина засмеялась и сказала:

— Спасибо вам, конечно, я японский худо-бедно знаю, но предпочитаю по-русски.

И тут всех встречающих как прорвало, все бросились к Марине, окружили, что-то наперебой говорили — тоже по-русски и преотлично, а кто-то отобрал ее чемодан у Стрелка, и пошли к вокзалу…

Марина обернулась, крикнула:

— Пастух, я жду вас у себя завтра, не обманите только…

Что было, то было, машинально подумал Пастух, вспомнив песню: закат заалел… сама полюбила, никто не велел… А и то верно! Приехали, проехали, переехали, выехали. Пора думать о насущном. Его наверняка, как всегда, много. «А Марину он не обманет. Придет в гости».

Со Стрелком попрощался, обнялись, обещали, как водится, созвониться, встретиться, не забывать друга-друга. Пустое… Хотя на вечеринке у Марины наверняка увидятся.

И тут Пастух заметил, что к нему целенаправленно движется милиционер в звании аж лейтенанта. Стоило притормозить, да и не бежать же.

— Здравствуйте, — сказал лейтенант, отдавая параллельно честь, которую всегда имел. — Вы, наверно, Пастух? Мне на вас показали…

— Ну, так, — кратко ответил Пастух, — а что случилось-то?

— Письмо вам женщина передала, красивая и молодая… — протянул нарядный, с золотом, конверт, плотно заклеенный.

— От кого? — спросил Пастух, принимая конверт. — Какая женщина?

— Она не представилась. Но очень просила. Говорила: вы очень ждете письма…

А и что милицейскому лейтенанту письмо не передать от некой дамы? Тем более за деньги. Дала лейтенанту полтинник, а то и по доброте своей и целый стольник — это за десяток-то всего шагов по асфальту. Деньги для кого-то смешные, а дело позарез надо сделать. Знакомых, склонных к графомании, у Пастуха не водилось. У него вообще в Столице знакомых толком и нет, разве что Наставник. И коли уж сортировать догадки — откуда письмо? — то отгадка сама банально и с хрустом вылезает на свет Божий: это сделал кто-то, кому зачем-то и очень нужен Пастух. А кому он так нужен?..

Вообще-то теперь пока никому. Вроде бы как…

И все же точку на этом поставим, решил Пастух. Что впереди, то само придвинется. А Марине, если захочется, он позвонит. Или она ему. Да, кстати, он же тоже приглашен на общую — повагонную! — вечерину у нее дома.

А и что такого? Придет он на вечерину, придет непременно…

Отошел малость от дома, вскрыл конверт, вытащил открыточку, туда уложенную. Красивую. С цветком белого нарцисса на обороте. Цветок этот, где-то читал Пастух, является символом смерти. Может, вранье, а может, и нет. Пастух в приметы не верил и другим не советовал. Ан отметил факт. А кто открыточку придумал передать, так того и угадывать незачем. Слим! Который жив, здоров, здесь и, не исключено, сейчас, и уж конечно — завтра, послезавтра, потом, со временем. Точней — во времени. В этом. В нынешнем… Бессмертный он! Как Кощей. С яйцом, в котором — его смерть.

А на открыточке — надпись шариковой ручкой: «Не пропадай, позвоню…»

Значит, нужен ему опять Пастух. До смерти нужен. Буквально. Вон даже телефонный номер Пастуха знает, а его, номера, ни в каких справочных нет. Что ж, будем ждать…

Марину поселили или — если употребить казенный язык — дали ей квартиру в хорошем и даже престижном столичном доме — в высотке на Кудринской площади и аж на восемнадцатом этаже. Дом старый, сталинской постройки, но красивый, надежный, сделанный, как говорится, на века. Да и сейчас ему седьмой уже десяток набежал. Квартира пока казенная — от Академии наук, но скорая перспектива перевести ее в собственность — не задаром, конечно, но деньги у Марины есть, есть, — большими академическими начальниками означена веско. Вольно поверить и не унывать. Но Пастух унывающую Марину себе и не представлял.

В день вечеринки она раненько позвонила Пастуху, спросила:

— Вы не забыли?

Он не забыл.

— Гости к семи вечера начнут сходиться, — сказала Марина, — значит, как у вас в Столице положено, до восьми в основном соберутся. А то и позже… А вас очень прошу: придите пораньше. И Стрелок пораньше будет, я его упросила. А то мне как-то не по себе: новая квартира, новые люди, за окном все такое незнакомое… Мне еще и женщину в помощь отрядить посулили… И Лиза вот пока здесь… Но вы придите, придите хотя бы в полседьмого, ладно?..

Пастух пообещал.

Ему не хотелось идти в гости, сидеть за столом с очень малознакомыми людьми, краем глаза виденными в вагоне поезда, слушать застольный треп, как говорится, за жизнь. Но слово дадено, пусть даже и сгоряча, отступать Пастух не научился.

Вот, правда, костюма у него не было, не говоря уж о галстуке. А нормальные брюки были. И утюг наличествовал. Плюс — вполне приличная малоношеная куртка, в коей он запросто ходил в контору к Наставнику. И никто ни разу не упрекнул за непротокольный вид. А тут — в гости всего-то. Чай не прием на высшем уровне…

Купил в магазине две бутылки французского вина — одну красного, а другую белого. Постарался взять подороже. Сам в винах ничего не понимал, в его жизни только крепкие напитки имели место, да и то невеликое. Ну и букетом, конечно, отоварился: красные розы — эмблема любви, кино такое было…

Позвонил в дверь вовремя.

Открыла проводница Лиза.

— Здравствуйте, проходите, — заговорила быстро, — а у меня три дня отгула, а Марина приглашала, просила прийти пораньше, я здесь уже давно, и все готово, и стол накрыт, милости просим.

Да и зачем отказывать, коли так подробно просят?

А тут и Марина возникла — в кухонном передничке, раскрасневшаяся, как всегда радостная.

— Проходите-проходите, — зачастила, — у меня здесь пока очень казенно, как будто в гостинице где-то, но на это время нужно, чтоб дом ожил, а здесь хорошо, хорошо, а вид из окна — ну просто с ума сойти, всю Москву видно, и она и вправду красивая…