уже процветает казнокрадство, трещит по швам система управления, доходы пожираются огромными расходами на содержание султанского двора, наконец – золото прячется в глубокие колодцы под дворцом, как это делали византийские правители, обрекавшие государство на разорение и гибель.

Не только горячее стремление к избавлению народов от агрессии и неволи (вкупе с приобретением в поместья и вотчины густонаселенных плодородных земель), но и трезвый расчет историка и военного[524] породил призыв Лызлова к народам, объединенным Священной лигой, покончить с Османской империей и Крымским ханством «во дни наша», завершив тысячелетнюю «скифскую историю»! Все менее устойчивым становилось положение османских завоевателей, против которых готовы были восстать десятки попираемых ими народов. И политика, и публицистика подтверждали, казалось, правоту Лызлова, призывавшего российских ратоборцев идти на помощь этим народам: «Уже бо тамо нас убози христиане, братия наша, с радостью и надеждою ожидают, готовы суще на своих и наших супостатов помощь подати». Эта уверенность автора «Скифской истории» во всеобщем выступлении против османского ига опиралась на многовековой опыт героической борьбы славян с завоевателями.

Лызлов близко воспринимал трагедию не только славянских народов, с одинаковой болью повествуя о разорении русских городов и земель болгар, сербов, венгров, молдаван, поляков, албанцев, греков и др. Его книга рассказывает, как эти народы сражались с турками и татарами в то время, как «крали и властители христианские изволяху между собою жестокие брани простирати».

Автор отдавал должное и подвигам конкретных героев этой борьбы, причем выбор Лызлова, его оценки были, как правило, справедливы. Героями «Скифской истории» стали Владислав Ягелло и польские короли-рыцари, великие князья литовские Альгирдас и Витаутас, венгерские короли Бела IV, Янош и Матиаш Хуньяди, молдавские господари Стефан Великий и Ион Водэ, сербы Лазарь Хребелянович, Милош Обилия и Стефан Лазаревич, босниец Степьен Вукчич, албанец Георгий Скандербег, генуэзцы Джованни Джустиниани и Андреа Дориа – все они и ныне известны далеко за пределами своих стран.

Повествование «Скифской истории» вообще в значительной мере персонифицировано. Это не только вытекало из древней историографической традиции, но диктовалось необходимостью детально разобраться в сообщениях, привязанных к лицам чаще, нежели к датам. Всего в книге упомянуто 300 имен, со многими из которых, в особенности представителями мусульманских династий, была связана довольно сложная поисковая работа и вычисления: иначе автору не удалось бы столь тщательно расставить события по своим местам, и он лишился бы основы для размышлений над их причинными связями.

Кроме того, Лызлов, в отличие от многих наших современников, понимал, что история складывается из поступков людей, движимых как реальными обстоятельствами, так и своими убеждениями. Безличная история для него не существовала вовсе, хотя отвыкшим от внимания к личности новейшим исследователям может показаться нелепым старание автора выяснить имя и отчество (а также род, если указано прозвище) не только первого, но и второго, и третьего воеводы какого-то отличившегося полка. Но для Лызлова и его дворянского круга около ста упомянутых в тексте русских фамилий были живыми и значили очень много… Они много значат и для нас, ведь почти за каждым их этих имен стоит целая история подвигов и свершений во имя Отечества. Они создавали Россию, а мы с вами реально стоим на их плечах.

«Скифская история» давала читателям не только обоснованные политические и военные уроки, но и новое представление о происходящих в мире событиях. Не злая воля и тем паче не искони злодейственное свойство татар и турок, а исторически сложившиеся обстоятельства жизни народов привели к смертельной борьбе на рубежах от Азова до Адриатики. Выражая надежду на скорое освобождение народов Венгрии, Болгарии, Молдавии, Валахии, Сербии, Хорватии, Албании, Македонии и Греции от османского ига, призывая многие страны подать своим порабощенным братьям «помощь и свободу», русский историк отнюдь не призывал к уничтожению «агарянского семени», к тотальной войне за веру.

Не истребление «неверных», а обуздание агрессора – вот пафос книги Лызлова. Ведь и венгры, и многие народы Поволжья были прежде «скифами» (да и поляки-шляхтичи считали себя сарматами), а затем стали жертвами «скифов», нуждающимися в совместной защите. Освободительная война, помощь борющимся против завоевателей исторически оправдана – показывает «Скифская история». В то же время автор порицает покорение мирных народов, на конкретных примерах демонстрирует гибельность нарушения международных договоров, в том числе и с «басурманами».

Руководствуясь прежде всего не предвзятыми идеями, а конкретным историческим материалом, Лызлов не впадает в присущие многим политическим трактатам утопии. Он видит сложность международной ситуации и необходимость вооруженной борьбы с агрессором. Однако историк сумел увидеть и другое. Согласно «Скифской истории», справедливый мирный договор – такое же оружие, как сильная армия. Конечная победа над «скифами» – это мирное сосуществование народов и даже религий. Только подлинный ученый мог извлечь такой урок из вековой череды кровавых войн, вражды племен и государств, истории героических подвигов и страшных преступлений.

Скифская история и потомки

Именно благодаря глубине осмысления исторических фактов книга Лызлова приобрела большое значение в истории русской общественной мысли, стала необходима читателям. Множество рукописей «Скифской истории» не сохранилось, но и сейчас Е.В. Чистяковой удалось выявить 32 ее списка[525]. Рукописная традиция книги оказалась богаче, чем всех остальных исторических сочинений конца XVII – начала XVIII в., включая популярные краткие летописцы.

Переписывать «Скифскую историю» начали незамедлительно. По крайней мере, 3 рукописи относятся к периоду до начала Северной войны[526] и 7 – к следующим годам царствования Петра I[527]. Многие ранние экземпляры книги прекрасно написаны, иллюстрированы и дорого оформлены. За несохранившийся до наших дней экземпляр, проданный в конце XVII в. Игнатию Римскому-Корсакову, запрашивали огромную по тем временам сумму в 9 руб. 50 коп.[528]

В крепких досках, обтянутых дорогой тисненой кожей, и в простых картонных переплетах, экземпляры книги бережно хранились и старательно переписывались до последней четверти XVIII в., когда «Скифская история» была издана самим Н.И. Новиковым[529]. Первое издание выдающийся просветитель посвятил Петру Хлебникову (заказавшему в 1770 г. для себя список книги Лызлова с рукописи академика Г.Ф. Миллера[530]). Были рукописи «Скифской истории» в богатых библиотеках А.П. Волынского, Н.М. Муравьева и у вовсе не знаменитых дворян, в собраниях духовенства, у купцов и промышленников, распространялись в России и за ее пределами. Они сохранились в Москве и Петербурге, Твери и Ярославле, Великом Новгороде и Самаре, в Вильнюсе и Париже.

Преизрядное впечатление произвело сочинение Лызлова на историков. Первые ссылки на «Скифскую историю» обнаружены уже в «Подробной летописи от начала России до Полтавской баталии» (1709). В 1713 г., как раз после Прутского похода, по тексту книги была издана «Повесть