Он допил кофе.

— Пойдем, па. На сегодня хватит. Ты повеселился от души. Пора ехать домой.

— Не смей так разговаривать со мной! Я твой отец.

— И это единственная причина, по которой сегодняшнюю ночь ты проведешь не в тюремной камере.

Они ехали в молчании, вязком и холодном, как прибрежный туман. Не глядя друг на друга. Не разговаривая. Словом, так, как часто бывало двадцать лет назад.

Но только сейчас Калеб мог спросить — должен был спросить! — отца о том, что все эти годы оставалось недосказанным.

— Почему ушла мама?

— Какая, к черту, разница? Она ушла. И взяла с собой мальчишку.

Но Калеб больше не был ребенком. Он привык иметь дело с неразговорчивыми и враждебно настроенными свидетелями.

— Куда? Куда они ушли?

— Туда, откуда она пришла. — Барт отвернулся, глядя в темноту за окном. — Будь она проклята!

— Так все-таки куда они ушли?

— Это не твое чертово дело.

— Она моя мать.

— Она была моей женой — взревел Барт. — Я прожил четырнадцать лет с этой женщиной. Я любил ее. Но это ее не остановило. О, нисколько! Она воспользовалась первой же возможностью, чтобы сбежать.

— Куда?

Отец привалился к дверце джипа.

— Меня сейчас стошнит.

— Только не в моей машине.

Калеб каким-то чудом успел подрулить к тротуару и распахнуть дверцу со стороны пассажира, прежде чем Барта вырвало, сильно и долго.

Калеб протянул ему носовой платок и помог забраться обратно в джип.

Отец больше не мог ударить его, чтобы он заткнулся. Но то, что его сначала стошнило в кювете, а потом он вырубился на заднем сиденье, оказало столь же эффективное действие.

Поддерживая отца под руку, Калеб помог ему выбраться из машины и подняться по ступенькам к передней двери. Теперь, когда большая часть отравы вышла из организма, можно было надеяться, что Люси не придется убирать за ним ночью.

Прислонив отца к стене под желтым светом фонаря на крыльце, он принялся похлопывать по его карманам в поисках ключей.

Дверь скрипнула и приоткрылась. В прямоугольнике света стояла Люси. Она была босиком, с волосами, заплетенными в косичку, и выглядела девчонкой лет двенадцати, не старше.

— С ним все в порядке?

— Он пьян, — просто и прямо сказал Калеб. — Возвращайся в постель.

Она улыбнулась, но глаза оставались встревоженными.

— Должна сообщить тебе, братишка, что теперь я ложусь спать после девяти часов. Кроме того, мне приходилось укладывать его в постель не реже, чем тебе.

Калеб скривился, как от боли.

— В таком случае у тебя сегодня выходной.

Люси отступила в сторону, и Калеб помог Барту перешагнуть порог. В гостиной работал телевизор, оттуда доносились смех и аплодисменты, а потом в дверях появилась Мэгги.

Сердце болезненно дрогнуло у Калеба в груди, и воздух мгновенно испарился из легких.

Барт вздрогнул.

— Кто это? Кто ты такая?

— Это Мэгги, па. — Калеб потихоньку оттеснял его к лестнице. — Она поживет здесь несколько дней.

Барт быстро шагнул вперед и схватил девушку за руку, да так сильно, что у нее наверняка останутся синяки.

Поморщившись, Мэгги попыталась освободиться.

— Эй, полегче! — Калеб ухватил отца за куртку. — Отпусти ее.

Барт не обратил внимания на его слова. Он подался вперед, напряженно вглядываясь в лицо Мэгги.

— Неужели ты — это она? Ты вернулась?

Мэгги негромко вскрикнула, протестуя.

Калеб встряхнул отца за воротник.

— Отпусти ее, — повторил он сквозь зубы.

Барт выпустил руку девушки и резко развернулся к сыну.

У того не осталось времени, чтобы уклониться. Неловкий удар попал Калебу в челюсть, сбоку, и порядком ошеломил его. Прошло уже много лет с тех пор, как отец избил его в последний раз.

Ему захотелось ударить Барта в ответ.

Но он сдержался. Пусть даже он давно стал взрослым. И сильным.

Калеб перехватил кулак отца, когда тот замахнулся второй раз, и заломил ему руку за спину.

— Довольно! — прорычал он.

Барт издал какой-то непонятный звук, страшный и неприятный, — словно мокрая веревка скользнула по ржавым петлям — и упал ему на грудь. Калебу понадобилось несколько долгих секунд, чтобы сообразить, что отец плачет. Он обеими руками обнял высокого, худого Барта. В душе его боролись гнев и жалость.

— Мне очень жаль… — Прекрасное лицо Мэгги было серьезным, а голос прозвучал негромко и нежно. — Она не вернется.

Калеб нахмурился.

— Вы знакомы?

— Ее глаза…

На бледном лице Барта выступили крупные капли пота. Он хрипло дышал, и изо рта у него пахло просто омерзительно.

— Что ты имеешь в виду?

— У нее глаза твоей матери.

Озадаченный и сбитый с толку, Калеб посмотрел на сестру и встретился с ней взглядом. У Люси были такие же, как и у него, серо-зеленые глаза.

— Та, другая, — пробормотал Барт. — Та, что смотрит на меня. У нее глаза твоей матери.

— Он болен, — сказала Люси. — Давай я отведу его наверх.

— Я сам справлюсь, — мрачно отрезал Калеб.

Вот так, и никто не спрашивает, хочется ему возиться с отцом или нет.

* * *

Маргред смотрела, как Калеб помогает отцу подняться по лестнице. Несмотря на нетерпение, прозвучавшее в его голосе, и разочарование, светившееся в глазах, в нем по-прежнему ощущалась недюжинная сила. И нежность.

— Ему следует поберечь ногу, — прошептала она.

— У Калеба лучше получается заботиться о других, чем о себе, — ответила Люси. — Он ведь воспитал меня, если вы этого не знаете.

Маргред склонила голову к плечу.

— Наверное, это было еще до того, как он отправился на войну.

— Собственно говоря, он уехал учиться в школу, когда мне исполнилось девять. Выбора у него особого не было — или учеба, или ловля лобстеров с отцом. А они к тому времени уже настолько не переваривали друг друга, что не могли обедать за одним столом, не говоря уже о том, чтобы проводить по двенадцать часов в день на борту одной лодки. Калеб мирился с этим, насколько у него хватало сил. Он хороший брат. — Ее открытый и честный взгляд встретился со взглядом Маргред, и на мгновение та ощутила, как в душе у нее звякнул колокольчик, отозвались какие-то скрытые струны… Но тут Люси отвела глаза. — Он вообще хороший человек.