«естественного союзника» – России, в лице которой многим немцам все еще чудился николаевский «жандарм Европы». Подобный исход был бы также и ударом по венгерскому и польскому революционному национализму[105].

Многие пытались в этих условиях наметить какую-то оптимальную линию поведения для немецкой демократии в изгнании, в том числе, как было видно, Карл Фогт и Карл Блинд.

Пыталась это сделать и пролетарская партия в лице вождей этой несуществующей партии – Маркса и Энгельса. «Программа Маркса», о которой мы говорили выше в связи с его письмом Энгельсу от 6 мая 1859 г. (29/345), отражает в какой-то мере всеобщую сумятицу в немецких умах, ибо «программа» та есть не что иное, как констатация отсутствия какой-либо программы. Маркс (и мы еще не раз в этом убедимся) обладал замечательной способностью преподносить очевидную беспринципность как особого рода принципиальность.

Все-таки Энгельс в своей военной брошюре «По и Рейн» (13/233–281), покивав на обоих противников и не выказав симпатии к Австрии, в конце концов высказался за ее победу (уступив Франции По, Германия уступит ей Рейн…). Отзыв Маркса о брошюре Энгельса:

…Очень умно; прекрасно изложена и политическая сторона вопроса, что было чертовски трудно… (29/331).

Насколько мы можем судить, гораздо более определенной была позиция Лассаля: поражение Австрии безусловно желательно, ибо это освободит и Италию, и Венгрию; победа Франции не приведет к чрезмерному ее усилению, а мнимая угроза ее нападения на Пруссию – пережиток прошлых страхов перед империей Наполеона I. Маркс назвал все это (в письме к Энгельсу) «громадной ошибкой». Его биограф пишет:

«Лассалю поэтому была в большей или меньшей степени непонятна тактика, которую рекомендовал Энгельс в своем сочинении. Насколько блестяще Энгельс доказывал, что Германия не нуждается в По для утверждения своей военной позиции, настолько спорным представлялся его вывод, что в случае войны следует прежде всего удержать По…»[106].

Меринг и сам не может понять этой диалектики, поэтому он вынужден сослаться на какие-то «подпольные доводы», якобы имевшиеся у Маркса и Энгельса, и добавляет при этом:

«Однако “подпольные доводы” друзей в Лондоне не столь ясны для нас, как Лассалевские, так как сохранились только письма Лассаля к ним, но не их письма к Лассалю»[107].

Письма этих месяцев к Лассалю от «друзей в Лондоне» (один из них, правда, в Манчестере) сохранились и опубликованы. Почти единственное, что есть там на интересующую нас тему (в письме Маркса Лассалю – о его брошюре – от 10 июня 1859 г.):

Относительно брошюры: отнюдь не мои взгляды и не взгляды моих партийных друзей в Англии. Впрочем, возможно, что мы выскажем наши взгляды в печати (29/496).

После этого Маркс не писал Лассалю писем до 2 октября, когда война фактически давно кончилась. Вот и все о «подпольных доводах» в пользу диалектического отношения к Австрии и Франции. В конце концов Меринг признает, что Лассаль оказался проницательнее и дальновиднее, чем Энгельс и Маркс, и резюмирует, по возможности смягчая выражения (выделено нами):

«Последние в данном случае поплатились за то, что до известной степени потеряли из виду положение дел в Германии и в некоторой мере переоценивали если не завоевательные поползновения, то, во всяком случае, завоевательные возможности царизма»[108].

Но во время описываемых событий Маркс разбушевался не на шутку. Правда, бушевание то отразилось в его письмах не к Лассалю, а к Энгельсу. 18 мая 1859 г. он пишет в Манчестер:

Брошюра Лассаля – громадная ошибка. Появление твоей анонимной брошюры не давало ему спать…Вообще же, если Лассаль берет на себя смелость говорить от имени партии, то на будущее он либо должен быть готов к тому, что мы его открыто дезавуируем, ибо обстоятельства слишком серьезны, чтобы церемониться, либо же… он должен предварительно столковаться с людьми, которые могут стоять и на другой точке зрения. Мы должны теперь непременно поддерживать партийную дисциплину, иначе все пойдет прахом (28/350).

Какая партия? Какая дисциплина? Что пойдет прахом? ЧТО?

На первый вопрос неожиданно находим ответ. В том же письме. Будто подтолкнутый за руку каким-то ангелом-сатириком (ибо самому злопыхательному человеку трудно было бы выдумать такое совпадение), после бурных слов партийного пафоса, порассказав еще о том и о сем, Маркс описывает другу уже знакомый нам инцидент, когда он встретился с представителями Коммунистического рабочего общества:

…Я заявил им напрямик: наш мандат представителей пролетарской партии мы получили от нас самих, а не от кого-нибудь еще (29/355).

Есть такая партия!

По-видимому, Лассаль впоследствии, задним числом, возвращался к вопросу об итальянской войне, потому что в ноябре того же года Маркс пишет Лассалю:

Но разреши мне сделать одно замечание. В скором времени положение снова может стать критическим. В этом случае в нашей партии должно иметь силу одно из двух: либо никто не должен выступать от имени партии, не посоветовавшись с другими, либо каждый имеет право выражать свое мнение, не обращая внимания на остальных…

(Мы находим, что Лассаль как раз и воспользовался вторым «либо» – в чем же дело?)

…Последнее было бы, однако, нежелательно, так как публичная дискуссия внутри столь малочисленной партии (которая, впрочем, надо надеяться, своей энергией возместит то, чего ей не хватает в численности), при всех обстоятельствах невыгодна (29/517).

Пожалуй, выясняется один «подпольный довод». Гнев Маркса вызван был тем, что Лассаль осмелился выступить самостоятельно, но как бы с позиций рабочего движения Германии, притом вразрез с мнением Энгельса.

Но тут опять неясность – в другом отношении. Маркс снова пишет о партии как о реально существующей организации. И снова он сам отчасти снимает эту неясность в одновременном же письме к Энгельсу:

Я воспользовался случаем, чтобы вкратце изложить Лассалю свой взгляд на итальянские дела…

(«Итальянские дела» здесь – это самостоятельность Лассаля.)

…И при этом заметил: если в будущем в такой критический момент кто-либо захочет выступить от имени партии, то имеет силу следующая альтернатива. Или он предварительно консультируется с другими, или другие (эвфемистическое выражение для тебя и меня) имеют право, не считаясь с ним, высказывать публично свои собственные взгляды (29/417).

Снова Маркс как будто подтверждает, что он да Энгельс – вот и все, что стоит за словом «партия». Раз, два – и обчелся. Буквально. Если это так, тогда нижеследующие строки (из письма к Фрейлиграту от 28 ноября 1859 г.) суть, мягко говоря, кокетство:

…Наконец, что касается партийных соображений, то я привык к тому, что пресса забрасывает меня грязью за всю партию и что мои личные интересы постоянно страдают из-за партийных соображений; с другой стороны, я не привык также рассчитывать на то, чтобы считались с моими личными интересами (29/521).

В последних словах – упрек адресату в связи с событиями, которых мы вскоре коснемся.

Итак, вопрос: была в этот период на свете пролетарская