— Ну что ты? Маленькая пэтэушка.

Он уже чувствовал, что говорит что-то не то, но вначале исчезло ее лицо, а затем Женька перестал чего-нибудь ощущать. А потом мокрый от пота Федор Николаевич гнал машину по проселочной дороге. После его жесткого окрика Саша замолчала. Она только глотала слезы и боялась даже шелохнуться. А декан, опытный и даже бывалый человек, боялся сделать неловкое движение. Сверлила упрямая мысль — если машина вылетит с дороги, то он не сможет ничего сделать один. И разгоняться Федор Николаевич начал только тогда, когда вывернул ее на неровный и разбитый асфальт. У него еще оставалась последняя надежда на фельдшерский пункт, который Федор Николаевич запомнил после поездки прошлым летом.

Меньше чем через час машина въехала в засыпающий поселок. Серый, негостеприимный и без фонарей на улицах. Только в отдельных окнах, будто плавая над землей, горел слабый свет. А в приземистом сооружении медпункта было темно. Несмотря на это, Федор Николаевич, едва выскочив из машины, начал барабанить в дверь. Когда внутри послышались звуки шагов, декан лихорадочно бросился вытаскивать из машины Женьку. А потом снова начал стучать в дверь. Уже загудели вконец отбитые руки, когда она распахнулась и, сжимая-разжимая рычаг динамо-фонаря, на крыльцо вышел усатый мужчина в накинутом на плечи пальто. Весь его вид свидетельствовал о готовности немедленно накинуться и разнести в пух и прах непрошенных гостей. Но едва его взгляд проскочил мимо зареванной Саши на вытащенное из машины и лежащее у крыльца тело Женьки, как мужчину словно подменили.

— Я сейчас носилки притащу.

У положенного на койку Женьки фельдшер разрезал рубашку. После минутного осмотра он распрямился и потащил из кармана папиросу.

— Нет у меня оборудования. И врачей здесь отменили. А тут кровь нужно переливать. Может и операция нужна.

Он вышел в другую комнату и через несколько мгновений оттуда послышалось:

— Штанга. Штанга. Да я не ору. Ты мне Переправу дай… Никаких завтра. Срочно. Человек умирает. Да нельзя его вести. Растрясет. Вот свою мать и вспоминай…

Из ящика стола на свет появился шприц. Заполнив его раствором из обрезанной сверху ампулы, фельдшер махнул головой на Женьку. Федор Николаевич бросился расстегивать штаны своего студента. Отработанным движением руки всадив иглу в обработанное место, фельдшер выдавил содержимое шприца, вытащил его и бросил на стол. Только сейчас он повернул голову и заметил напряженные глаза Саши.

— Это только укрепляющее, — фельдшер вначале будто старался ее успокоить, а потом рассердился, — и нечего мужскую задницу рассматривать.

Саша немедленно отвернулась в сторону. А вот фельдшеру явно хотелось поговорить.

— Я тут доложил. Будет возможность — приедут. Мы же у черта на куличках. Чаще даже проще из города добраться. Но ваших не вызовешь! Придется ждать.

Бывают такие моменты в жизни. Когда хочется бегать, кричать и даже чувствуешь, что ведь еще есть силы, а сделать ничего нельзя и нужно только ждать. Федор Николаевич позднее говорил, что большинство седых волос появилось у него как раз после этой страшной ночи. Это очень тяжело — сидеть рядом с умирающим. С самым беспомощным и растерянным видом. И добросовестно изображать, что ты сильный и мужественный мужчина. Кажется, дядя безумно завидовал своей неорганизованной и дикой племяннице, которая полностью потеряв все свои силы на плач и переживания, уже тихо сопела на соседней койке.

Когда в тишину ночи вошел шум подъезжающей машины, декан и фельдшер выскочили во двор. Но оказалось, что приехал местный участковый. Он сухо поздоровался с Федором Николаевичем, почти обнялся с фельдшером и, зайдя в палату, раскрыл свой блокнот. Потом резко передумал и вышел в соседнюю комнату. Когда начались его переговоры, видимо с соседним медучреждением, декан почему-то сильно обрадовался, что Саша уже спит — по всему сооружению летели отборные выражения. Через полчаса подъехала старая и разболтанная медицинская машина. Пожилой доктор подошел к Женьке и, немного позднее, второй раз за ночь медпункт покрыл многоярусный мат. Странно, но уставший от переживаний декан отметил, что медицина ничуть не уступила в личном мастерстве представителю милиции.

Будущее ходит где-то рядом

Прошла не одна неделя. Две студентки на входе в главное здание института с испугом отшатнулись в сторону, пропуская на вход высокого молодого мужчину. С впавшими глазами, выступающими скулами и странной с опорой на трость походкой. Женька даже не попытался строить из себя вежливого человека, а охотно втиснул свое тело в освобожденный для него проход. Он так и шел, выкручивая тело влево, а испуганные девушки добросовестно держали обе створки двери. Их взгляды сопровождали Женьку до того момента, пока на весть вестибюль не прокатился раскатистый крик:

— Женька вернулся!

Кажется, что впервые в жизни он по-настоящему застеснялся. Вокруг него росла маленькая толпа из представителей обоих полов. И все считали необходимым задать свой вопрос, крикнуть в ухо приветствие и попытаться тихонько пожать руку. Даже Жека с трудом пропихнулся через этот стихийный митинг. Он долго раздумывал, что можно сказать своему другу. И обязательно нового и необычайного. Того, что он не говорил ему, навещая в больнице. И когда, наконец, шум встречи понемногу начал затихать, Жека осторожно потряс Женьку за правую руку.

— Тут такое дело. Тут к тебе второй день приходят.

Жека подумал и поправился:

— Приходит. Ищет и спрашивает.

Женька медленно развернулся. Там, где вестибюль ограничивался несколькими одинокими колоннами и переходил в узкую боковую лестницу, у огромного окна стояла худенькая девчонка. Она так сильно напоминала Женьке кого-то очень и очень похожего. Он даже сделал резкое движение вперед и тут же остановил себя — нет, не она. Оставив на подоконнике сумку, вытянувшись как солдат на посту, у окна стояла девчонка, напряженно и даже со страхом вглядываясь в толпу чужих для нее людей. Да это же Саша. Пэтэушка. А откуда волосы? Что ей нужно? И, все равно, он ей обязан — за помощь, за переживания, даже за то, что пришла сюда.

Женька медленно двинулся в ее сторону, и в едином порыве за ним тронулась вся толпа встретивших его студентов.

— Привет, — Женька никогда не отличался красноречием.

— Я тут пирожки принесла, — произнося слова, Саша почти заикалась.

Но едва она произнесла слово «пирожки», как со всех сторон полетели смех и шутки. И глаза Саши начали быстро краснеть и наполняться влагой. Женька растерялся, а положение совершенно неожиданно спас Мишка. Он притиснулся вперед и как-то уверенно представился:

— Я — Миша. А с чем пирожки? Ты угощаешь?

— Я с мясом. То есть