не возникайте. Если, конечно, не соскучились еще по костылям, по больницам… Сидите, в общем, как мышка. Это недолго.

И вышла.

Унизительность такого ожидания была еще подлее оттого, что о размерах и характере опасности Женя мог только гадать. Неведомо же, какие отношения у Кати с этими местными ребятами!

Магнитофон заглушал разговор агрессивно. Проклятье… Достаточно было Ксене пооткровенничать с одной балаболкой — и вот уже его увечье, сейчас-то не такое и броское, обязывает всех к состраданию! Девчонка одна выходит против шпаны, а он должен сидеть «как мышка»… Отвратительно! Не то чтобы его властно тянуло выступить, вмешаться, но…

Музыку вдруг вырубили, но разговор не сразу стал внятным. Потом послышалось:

— А ручонками-то зачем? Ручонками пихаться не надо, Кэт…

— Мы, главное, ничего плохого не думали…

— А вы ничего хорошего надумать не можете! — хлестала она их словами. — Откидач, ты уже забыл, как я тебя провожала отсюда? Сколько слез было и криков? А я ведь не надолго хотела проводить — на пятнадцать суток всего! Занимаюсь я, понятно? Не до вас мне! Забирай своих козлов, слышишь?

Чуть сдвинув занавеску, Женя разглядел: их четверо, и старший покачивается, его словно ветер клонит прилепиться к кому-нибудь — предпочтительно к Кате.

— Кэт, а с кем занимаешься? Познакомь, а? Мы только одним глазиком…

— Попробуй. Как раз на этот глазик и окривеешь! — Она подняла что-то с земли.

— Кэт, ну при чем камень тут? Сдурела, что ли?

— Откидач, я сама не хочу по-плохому. Сказано: не могу я сегодня. И все. Пишите письма.

— Не, братва, это не Катюха, это зараза какая-то… Грубиянка!

— Точно, плоховатая я сегодня. Привет!

Гости опять врубили свою музыку и стали удаляться с ней, причем один крикнул сквозь наглые синкопы:

— Учти, Кэт: одна такая «перо» в печень получила…

7

Когда она вернулась, он притворился, будто погружен в статьи Белинского.

— Наша культура, местная, — извиняющимся тоном сказала она. — Клиенты от слова «клей»!.. И самый липучий из них — стыдно сказать — мой одноклассник! Только вы не думайте, что это моя компания… Мы же не отвечаем за то, чем становятся наши одноклассники?

Женя отложил книгу:

— Вы все это лихо проделали, Катя, очень храбро, но… Вам не бывает все-таки страшновато здесь? Поздно вечером, ночью?

Она хмыкнула, сощурилась:

— А если бывает — что тогда? Охранять вам меня не надо, найдется кому охранять. Нет, пан философ, не бывает страшновато. — Зачем-то она полезла в ящик стола, на котором стояла ее музыкальная и звукоусилительная техника. — Скучновато иногда — это есть… Ну кого мне бояться?!

Она направила на Женю пистолет большого калибра. Вполне серьезный пистолет, грозно-тусклая сталь.

— Ого! Это что — положено «ночному матросу»?

— Так точно! К стене лицом! — скомандовала она отрывисто. — Живо! Руки за голову!

Женя охотно повиновался приказу и, носом касаясь стены, признал:

— Сдаюсь. Впечатляет, весьма.

— Во! А вы говорите: страшновато… Ну ладно, опустите ручки-то. Купила я вас: он сигнальный! Ну — ракетница такая… Хотите пальнуть? — предложила она, когда он вертел в руках этот пугач.

— В другой раз, Катя. Пойду я, поздно уже. Наверно, я показался вам «каменным гостем»?

Катя упростила вопрос:

— Нет, очень даже культурный гость… Гуд бай, Женя.

— Гуд найт, — улыбнулся он и, помедлив, позволил себе козырнуть своим английским:

— I wish you all the luck in the world!

— Чё-чё?

— Просто пожелал вам всяческой удачи…

— С инглишем у вас тоже неслабо? И классиков — наизусть. Господи, это с такой-то головкой — и в первый класс! Лучше бы мне ее одолжили! Позарез надо. На три недельки, напрокат. Я бы с ней по-быстрому поступила в иняз или еще куда-нибудь — и тут же вернула бы!

Женя ответил с непостижимой для нее серьезностью:

— Я обдумаю эту вашу идею, Катя. До свидания.

— Возьмите с собой греческих на дорожку, у меня дома запас.

Потом эти орехи, десятка три, довольно долго хранились у Жени нетронутыми, в виде каких-то сувениров: он всё вспоминал, как она их колола друг об дружку и что говорила при этом, чем и как поражала его.

8

В актерском доме многие окна еще светились, но вход-тамбур из двух дверей толстенного стекла оказался уже запертым на ночь. Женя подергал ее в тоске и страхе: будить дежурную, доказывать, что он отсюда, из такого-то номера, выслушивать нотацию о режиме — морока, стыд… Но дежурная поспешила открыть прежде, чем он обеспокоил ее.

Она выглядела примерно на сорок пять лет. На ней был фирменный халат и невысокая белая чалма на голове, на лице играло профессиональное радушие… нет, не только оно… Еще и скромно сдерживаемый интерес — именно к нему, похоже.

— Вы простите меня, — начал он.

— Да ничего, ничего, никакого тут беспокойства. Я вам лифт сейчас включу — на ночь мы его останавливаем… Это мне Катюша моя позвонила: мама, впусти, говорит, молодого человека, это он из-за меня так поздно…

— Вы… Катина мама?!

— Что, непохожа? Все говорили: верхняя половина личика — моя, нижняя — отцова… но это в детстве, а сейчас я уж и не знаю. А что, извиняюсь за такой вопрос, — неужто у вас, человека образованного, столичного, с моей Катькой общие разговоры находятся?

— Вы знаете, — Женя отвечал честно, а поэтому не моментально, — находятся. Она у вас натура незаурядная…

— Да? А училась — не очень… И в том году на вступительных ее срезали быстренько. Даже вроде как надсмеялись.

— Я про Катины знания ничего не скажу пока, но индивидуальность… она же очевидна.

Женщина засмеялась:

— Кому ж ее пристроить, такую очевидную? «Очевидную-невероятную»? Нет-нет, это я не вас, это я сама себя спрашиваю. А вы отдыхайте. Бабуле привет скажите от Тамары Филипповны. Мы с ней много уж лет знакомые…

— Спасибо. Спокойной ночи.

Лифт увез Женю от ее сладко улыбающегося лица.

9

Ксенина кровать была во второй комнате их полулюкса. Женя услышал оттуда:

— Это свинство. Можно было предупредить. Можно или нельзя?!

— Иногда нельзя, — кротко ответил он.

— А я повторяю: свинство! Мы с Кариной полтора часа искали тебя.

— Ей-то я зачем?

— Должно быть, чего-то не поняла у Гегеля! — съехидничала Ксения Львовна. — И понадобилась твоя помощь.

— А я говорю, ну ее. Клиентка от слова «клей», — воспользовался Женя лексиконом, открывшимся ему на спасательной станции. Он прошел на балкон, где был встречен внезапным дождем. Сквозь ночь, сквозь пегие косые диагонали дождя светил в сторону моря Катин прожектор.

А вот и она сама, только очень уж