Ярилов прохрипел:

– Уходим к Калке! Черниговцы подсобят.

Он не знал, что и сам князь Мстислав Святославович, и его сын уже убиты, а остатки черниговской рати сражаются у лодок, прикрывая отправку раненых на правую сторону Калки.

На берег пробились вчетвером. У Анри плетью висела левая рука, кровь пропитала разрубленную кольчугу, белый хабит превратился в изодранные лохмотья. Франк сказал:

– Это была славная битва! Я горд тем, что сражался рядом с тобой, брат. А теперь – иди, твой чудесный конь, несомненно, вывезет тебя на другой берег, а мы задержим татар.

Дмитрий соскочил на землю, резанул кинжалом подпругу, освобождая коня от седла. Попрощался с Кояшем, что-то шепча верному другу на ухо.

– Идут, ироды! Ну, сучье племя, надоели вы мне, – дружинник Оглобля, ругаясь, растопырил длиннющие руки и пошёл навстречу появившимся на обрыве монголам.

Ярилов хлопнул жеребца по крупу, крикнул – золотой конь помчался по сырому песку прочь, шарахаясь от лежащих на берегу тел.

Ниже по течению вброд переправлялись татары, преследуя бегущих русичей – сотня за сотней, безостановочно.

– Зачем ты отпустил коня? – удивился Анри. – Так тебе будет труднее переплыть реку и уйти от погони. Поторопись, мы не сможем долго сдерживать врага.

– Дурак ты, лягушатник, – рассмеялся Дмитрий, – как я тебя одного оставлю? Обидят ещё.

Рыцарь сверкнул было синими гневными глазами, но и сам в итоге рассмеялся, кривясь от боли в обездвиженной руке:

– Я не могу на тебя сердиться, брат. И нет слаще смерти, чем в бою и рядом с таким другом, как ты!

Ярилов подошёл к старому боярину. Сморода, присев на песок, пытался перевязать глубокую рану на боку. Дмитрий ловко наложил повязку из разорванной нижней рубахи, помог киевлянину подняться на ноги. Попросил:

– Боярин, доберись до Мстислава Романовича. Передай ему дословно: пусть бьётся до конца, не верит вражьим обещаниям. А особенно – клятвам на кресте. И ночью прорывается в Киев, если пойдут единым войском – велика надежда добраться.

– Уж лучше я с вами тут, – кряхтя, сказал Сморода. Наклонился, попытался поднять с песка булаву и застонал, чуть не упав. Прошептал: – Вот незадача, крови много потерял.

– Я тебя прошу, боярин. Приказываю. Постарайся найти великого князя. То, что я сказал, очень важно. Запомни: Плоскине – не верить ни в коем случае.

Сморода кивнул. Скинул сапоги, содрал через голову иссеченную кольчугу. Морщась, побрёл в реку. Плыл, загребая одной рукой, взмахивая всё реже, глубоко погружаясь в воду, выныривая и хватая воздух чёрной дырой рта. С длинных усов стекала вода, делая боярина похожим на старого моржа.

И, наконец, не вынырнул.

Дмитрий уже не видел этого. Они стояли с побратимом спина к спине, отмахиваясь от наседающих татар, укладывая на песок одного за другим. На шею тамплиера накинули аркан, затянули – франк захрипел, выронил меч. Ярилов обернулся, попытался перерубить верёвку, но не успел: страшный удар сзади по голове заставил рухнуть вперёд.

Последнее, что он видел – серый песок, быстро впитывающий его кровь, стекающую из разбитого затылка.

* * *

Многоумный учёный араб обмакнул тростниковое перо в чернильницу – словно напоил жеребца перед долгим путём через пространство пустого листа. Изящные арабские буквы поползли по жёлтой поверхности, как чёрные змейки по пустынному бархану, сцепляясь хвостиками и приподнимая точёные головки.

«…Во имя аллаха, всемилостивого и милосердного, я заточил копьё своей памяти и напряг тетиву воображения, чтобы описать удивительные события, происшедшие в Дешт-и-Кыпчак в 620-й год хиджры. Мой журчащий ручей разума пробьёт себе дорогу в пустыне невежества и не исчезнет в песках забвения…»

Араб писал о том, как монгольское войско под командой лучших полководцев Чингисхана разгромило вдвое превосходящие объединённые силы лесных и степных народов в жестокой битве на реке Халк. Эта битва разложилась на три части, как распадается на составные детали китайский арбалет: короткое, как взмах меча, сражение на левом берегу реки Халк; долгое, как полёт стрелы, преследование бегущих с поля боя; и упорное противостояние монгольских сил и киевского укреплённого лагеря, подобное борьбе бурного моря и берегового утёса.

О том, как монголы гнали разбитое русско-половецкое войско без остановки, днём и ночью, до самого Днепра. Так гонят во время ханской охоты бесчисленные стада обезумевших от ужаса животных. Степь была покрыта телами убитых, и большинство из них приняли смерть не лицом к лицу, как подобает храброму джигиту, но – ударом стрелы или копья в спину.

О том, как Мстислав Удатный первым доскакал до Днепра и велел прорубить днища лишних лодок, чтобы монголы не смогли перебраться вслед за ним через широкие синие воды. И те из разгромленного войска, кто опоздал, вынуждены были принять последний бой на песчаном берегу, проклиная на века трусость и подлость бывшего великого полководца. Мстислав из Галича проживёт в позоре отведённые ему годы и навсегда утратит и удачливость, и удаль. Потеряет галицкий престол и примет перед смертью схиму…

О том, как главный виновник поражения, вновь трусливо покинувший поле сражения с монголами, хан Котян, так испугался, что бежал всё дальше и дальше на запад от страшного врага, пока не оказался в Венгрии. Там он проверенным уже способом привлёк в союзники венгерского короля, выдав за него свою очередную дочь. А сорок тысяч половцев стали населением новых венгерских провинций – Малой и Большой Кумании.

И о том, как великий каган Киева трое суток успешно отбивался в своём укреплённом лагере на вершине каменного холма от монгольских атак. Но пал жертвой обмана и предательства атамана бродников Плоскини, который клялся на кресте, что монголы выпустят киевлян и не прольют ни капли крови.

Кровь и не была пролита. Пленных князей и бояр связанными положили под помост, на котором пировали победители. И коварно обманутые русичи умерли в страшных муках. Раздавленные, словно выползшие после дождя на дорогу червяки – копытами скачущих коней.

Лишь один русский отряд дал отпор непобедимым монголам – сто пятьдесят багатуров, которых вёл в бой Солнечный Аскер, прорвались сквозь всё татарское войско, как дикие гуси – сквозь призрачные облака. Прорубили себе дорогу, устлав её телами врагов, словно болотную гать – брёвнами, и исчезли в степных просторах. Правда это или легенда – доподлинно неизвестно, но при упоминании этого эпизода Джэбэ-нойон до самой смерти скрипел зубами и сжимал рукоять сабли побелевшими пальцами.

Двенадцать князей-Рюриковичей не вернулись из похода. А из простых воинов выжил только один из десяти. Русское воинство исчезло, растворилось в дикой степи.

Мрак и позор, горе и ужас обрушились на русскую землю. И она лежала сейчас перед монголами, как связанная девственница перед насильником – беззащитная.

Обречённая.