Когда мы желаем сообщить другим свое недоверие и свои подозрения, наша мимика делается более выразительною и уже переходит в область условного языка. В подобных случаях мы искривляем лицо, в особенности рот, так что оно теряет свою естественную симметричность. Мы можем также поднимать плечи, искривлять туловище, подобно тому, как и черты лица, или же качать головою справа налево, или сморщивать нос, или, наконец, приставляем указательной палец к щеке или к нижнему веку, оттягивая его книзу. Такая мимика почти всегда сопровождается продолжительным – гмм… похожим на сопение или храп.

Здесь мы уже находимся на переходной территории, на той границе, где автоматически выражения мимики смешиваются с условным или фигуральным языком. Некоторые из этих явлений объясняются легко, остальные – в высшей степени загадочны.

Искривление лица, носа, рта, всего туловища, очевидно, указывает на то, что в известном предмете или в известной особе, о которых идет дело, есть что-то неясное, не совсем прямое, что-то фальшивое, кривое. Поэтому-то и употребляюсь выражению: вздернуть нос или сделать кислую гримасу, когда обозначают признаки недостаточного уважения, а, следовательно, и недоверия. Еще проще объясняется качание головою и другие бесчисленные знаки, служащие выражением отрицания.

Поднятие бровей указывает на желание шире открыть глаза, чтобы лучше рассмотреть неясный предмет; по моему мнение, тот же смысл имеет и движение указательным пальцем, который прикладывается к нижнему веку с тем, чтобы оттянуть его вниз. Это последнее движение, которое многим кажется неясным, может выражать только одну мысль: тут надо смотреть внимательно.

Для такого рода мимики придумывали тонкое и запутанное объяснение: «Посмотрите на этого человека: он косой или кривой; берегись меченых и всего, что от них исходит». Я думаю, что нет надобности так далеко искать объяснения, когда оно находится под рукою.

Труднее понять, почему недоверие или подозрение выражают прикладыванием пальца к щеке или к носу. По всей вероятности, эти жесты имеют такое же значение, как и прикладывание пальца к нижнему веку. По моему, этот последний жест должен считаться нормальным, типическим способом выражения, а другие в этом же роде – его вариантами или синонимами. Часто на один тот же мотив мимика создает различные вариации, и даже в выражениях наиболее постоянных и наиболее устойчивых мы часто встречаем эквивалентные формы, чередующиеся между собою или заменяющие одна другую.

Недоверие, сделавшись привычным чувством, часто оставляет на лице постоянный отпечаток, который можно рассматривать, как выражение робости. Такое выражение замечается во всей своей силе у несчастных сумасшедших, страдающих идеей о преследовании. Они как-то неопределенно озираются кругом; брови их поднимаются, или же, в то время как одна приподнимается, другая опускается; взгляд у них нерешительный, время от времени губы их сжимаются, и они качают головой или же принимают такой вид, как будто внимательно прислушиваются к какому-то действительному или воображаемому шуму.

Так бывает в болезненном состоянии; но и вне патологической сферы в тесном смысле встречается выражение робости, которое характеризуется часто отрицательными признаками, как напр. отсутствием оживленной веселости, охоты к спору, часто некоторыми положительными явлениями, именно – неопределенностью в движениях лица и склонностью легко краснеть.

Мы еще будем говорить об этом явлении, играющем в мимике важную роль, когда будем рассматривать застенчивость, которая сама по себе представляешь особую и очень характерную форму робости.

Было бы весьма полезно найти возможность определять по лицу человека степень его робости и таким образом косвенно измерять недостаток в нем мужества. Кто знает, сколько национальных бедствий, сколько унижений можно будет предотвратить, если наука даст нам средство к подобному распознаванию. К сожалению, кроме тех немногих штрихов, какие мы набросали, на этот счет невозможно сказать ничего более определенного, если только не вдаваться в фантазии и не задаваться мыслью запереть туман в мешке. Такое убожество и такая скромность современной физиогномики достались ей в удел после эпохи того всезнания, которое теперь кажется нам смешным. Нет почти ни одной старинной книги, которая не предлагала бы верного рецепта для распознавания робких людей. Вот формула Никеция.

НАРУЖНОСТЬ РОБКОГО ЧЕЛОВЕКА. Женщинам, оленям, кроликам, зайцам, диким козам и вообще холодному темпераменту свойственен вогнутый затылок. Цвет кожи бывает бледный, синеватый, лимонный или темный. Глаза слабые, часто мигающие, светлые, бессмысленные; волос мягкий; конечности короткие; чресла слабые; шея длинная, тонкая, вялая; грудь слабая, мясистая; голос тонкий, слабый, дрожащий; рот малый; подбородок круглый; губы раскрытые; голени и бедра мясистые, но с весьма слабо развитыми костями; руки длинные и тонкие; ноги малые, неуклюжие: весь вид унылый[77].

Тот же автор в других местах своей книги поясняет: люди, у которых волосы помятые, бывают робки; мясистые бедра означают робкого; малые голени присущи робким; искривленные голени признака робости; тонкие и длинные руки свойственны робким и проч.

Во всех этих жанровых картинках с первого взгляда легко отгадать способ их составления. Автор, как и весь мир, сделал замечательное открытие, что женщины более робки, чем мужчины; затем под видом робкого мужчины он просто рисует нам портрет женщины – и делу конец.

Странно, что все старинные авторы приписывают робкому человеку мягкие, т. е. тонкие волосы. Гирарделли уверяет нас, «что волосы тонкие и мягкие чаще всего служат признаком боязливого человека», и находит это весьма естественным, потому что олень, заяц и овца тоже имеют мягкую шерсть. Далее, этот физиономист старается отыскать подобные же признаки и приметы у птиц, в виду того, что по замечанию Аристотеля: «Все птицы с мягким опереньем «робки» таковы например, перепёлка и все птицы, бродящие стаями, что уже одно ясно доказываете их робость»[78].

Преподобный Инженьери также говорит, что мягкие и нежные волосы – признак робости[79]:

В самом деле, они означают холодный и сырой темперамент, ибо мягкость главным образом зависит от холода и влажности, а так как действия соответствуют причинам, то и волосы получают свойство, преобладающее в теле, на котором они вырастают. Они ничто иное, как продукты влажности, выдвигаемые на поверхность кожи естественною теплотою и затем сгущаемые холодом воздуха и принимают вид удлиненных тел, настолько же тонких, как и те поры, через которые они выходят. В темпераментах влажных и холодных, где теплота развивается скудно, содержится мало и жизненных духов, а так как, по основному правилу, противоположности борются между собою, то жизненные духи оказываются слабыми. При угрожающих опасностях, душа для поддержания своей бодрости призывает из всех частей тела к внутренностям, как к средоточению жизни, кровь и жизненных духов; конечности же остаются покинутыми. Но подобно тому, как духи внезапно убегают из наружных частей в глубину, так точно и внешним образом человек предается бегству. Вот какова природа страха.