— Безобразие! — кипятился Кастильо. — Уму непостижимо! Можно подумать, что человек не имеет права одеваться так, как ему хочется! Они здесь что, никогда не видели гавайскую рубашку?

— Профессор, мне кажется, что проблема не только в рубашке.

— Неужели? Только не говори мне, что проблема еще и в моих очках!

— Нет-нет, ваши очки тут ни при чем. Проблема заключается в ваших шортах.

— Шортах?

— Видите ли, профессор, в этой части Африки шорты носят только дети, нищие и… полоумные.

Профессор Кастильо, опустив голову, задумался над моими словами и за весь оставшийся вечер не произнес больше ни слова.

После плотного ужина, с которого профессор удрал еще до десерта, я заплатил по счету, и мы с Кассандрой вышли из ресторана. Я взял Касси за руку и, кивнув в сторону входной двери, спросил:

— Может, прогуляемся, чтобы слегка утрясти в желудке то, что мы съели?

— Прогуляемся? Сейчас?

— Да. А то в гостинице уж слишком скучно.

— Дело в том, что… я очень устала, — вяло произнесла Кассандра.

— Так мы ненадолго — просто пройдемся возле гостиницы. Или ты боишься?

— Боюсь? Я? — высокомерно спросила Кассандра, показывая на себя пальцем. — Пошли!

Пройдя через входную дверь гостиницы, мы переместились из света во тьму, из относительной прохлады в изнуряющую жару, из жасминного благоухания в зловоние разлагающихся отбросов и приготовляемого на уличных жаровнях подгнившего мяса.

— Черт побери! — вырвалось у Кассандры. — Как говорится, почувствуйте разницу!

— Добро пожаловать в Африку! — сказал я, сопроводив свои слова широким театральным жестом.

— Не умничай, приятель. Это всего лишь грязная и темная улица города, который постепенно превращается в развалины.

— И ты права, — ответил я, — поскольку только что дала точную оценку реального состояния почти всей современной Африки.

Мы прошлись по центру Бамако, погрузившемуся в темень, потому что единственным видом освещения здесь были убогие керосиновые лампы торговок куриными крылышками, механиков, которые ремонтировали китайские мотоциклы прямо на тротуаре, и работавших почти на ощупь уличных брадобреев. Повсюду валялся мусор. Хаотический людской поток, который был виден в темноте большей частью благодаря светлым одеяниям женщин и поблескивающим белкам бесчисленных человеческих глаз, косившихся в нашу сторону, когда мы проходили мимо, нахлынул на нас, как цунами.

— У меня такое впечатление, что все жители Бамако вдруг дружно решили выйти на улицы… — потрясенно пробормотала Кассандра.

— Днем они все сидят дома, потому что жара тут стоит несусветная.

— А ты уже бывал в Бамако?

— Именно здесь — нет. Однако все африканские города довольно сильно друг на друга похожи. — Повернувшись к Кассандре, я ехидно спросил: — Так тебе что, здесь не нравится?

— А кому может понравиться весь этот ужас? Когда мы летели сюда на самолете, я представляла себе бескрайние саванны с зебрами и жирафами, а еще гору Килиманджаро где-то на горизонте.

— Образ Африки, в которой только и делают, что ездят на сафари, создан для наивных туристов. А то, что ты сейчас видишь, — это и есть настоящая Африка. Африка для африканцев.

Погуляв по городу чуть меньше часа и еще больше устав, мы с Касси решили вернуться в гостиницу и завалиться спать. Попрощавшись с ней в гостиничном коридоре и уже стоя перед своим номером, я не удержался и пристально посмотрел на мою красивую спутницу, которая в этот момент открывала дверь. Касси, по-видимому, почувствовала мой взгляд и, повернув голову, тоже посмотрела на меня. Хотя в коридоре был полумрак, я заметил в ее глазах какой-то лукавый блеск. А может, мне это просто показалось? Мы оба некоторое время молчали, пытаясь разгадать мысли друг друга, а затем я, оправившись от охватившего меня оцепенения, произнес слова, которые хотели сказать не только мои уста, но и все до единой клеточки моего тела:

— Может, зайдешь ко мне?

Кассандра несколько секунд помедлила — эти секунды, казалось, тянулись бесконечно, — а затем решительно захлопнула дверь своего номера, которую она успела лишь немного приоткрыть.

Мы стояли с Касси на балконе моего номера, опершись на перила, и любовались поблескивающей в темноте рекой Нигер, по которой перемещалось множество желтоватых огоньков. Это были светильники, прикрепленные к рыбацким лодкам и напоминавшие издалека маленьких светлячков. За рекой виднелись кварталы Бадалабугу и Согонико, различаемые в темноте по множеству керосиновых ламп, стоявших на подоконниках глинобитных домов. Тишину нарушало лишь урчание мотора ехавшего по улице в этот поздний час автомобиля да еще доносившееся откуда-то «бум-бум-бум» барабанов, свидетельствовавшее о том, что в городе проходит какое-то празднество.

Ночь была жаркой, однако по моему телу пробежал самый настоящий озноб, когда сквозь ткань рубашки я почувствовал, как к моему плечу прикоснулась Кассандра. Она, наверное, дотронулась до меня совершенно случайно, но, видимо ощутив то же самое, что и я, оторвала взгляд от горизонта и пристально посмотрела мне в глаза. Я смотрел на Касси, любуясь красивыми чертами ее лица, едва различимыми в слабом свете перемещающихся по реке огоньков.

— Кассандра, я подумал над тем, что говорил тебе в Барселоне… Знаешь, ты абсолютно права, и я считаю, что…

Касси, прижав палец к моим губам, заставила меня замолчать.

— Не говори ничего… — прошептала она, а затем, приподнявшись на цыпочки и обхватив рукой мою шею, поцеловала меня в щеку.

Я нерешительно обнял Кассандру за талию и, притянув к себе, почувствовал через тоненький материал платья ее упругие груди. Выждав секунду-другую, я поцеловал Касси в теплые губы, раскрывшиеся навстречу моим губам. И тут на нас обоих обрушилась настоящая буря страсти. Уже не сдерживая себя, мы стали жадно целоваться, а наши руки, стаскивая одежду, начали ласкать обнаженные тела друг друга…

Мы и сами не заметили, как, уже полностью раздетые, оказались на полу балкона. Я нежно проводил губами по гладкой коже Кассандры, а она в ответ еле слышно постанывала от удовольствия. Осыпав ласками ее шею, плечи и спину, я набросился на ее груди, слегка покусывая выступающие сосочки, а затем спустился к пупку и, ненадолго задержавшись на нем, устремился к внутренней части горячих, страстно подрагивающих бедер. Наконец наши тела прильнули друг к другу и мы слились в единое целое.

Под жарким покровом африканской ночи мы оба в полной мере осознали, как сильно любим друг друга.

В пять часов утра — то есть как раз тогда, когда человек видит самые сладкие сны, — пронзительно затренькал будильник моих наручных часов. Открыв глаза, я поначалу никак не мог понять, где нахожусь и как здесь оказался. Однако я удивился еще больше, когда увидел у себя на груди ладонь, которая была явно не моей. Прошло несколько секунд, прежде чем я, изумленно хлопая ресницами, наконец-таки вспомнил, что нахожусь в номере одной из гостиниц Бамако и что прошедшая ночь была одной из чудеснейших ночей в моей жизни.