Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– К сожалению, мы не сможем ее рассмотреть, – ответил нос.
– Не сможете или не захотите? – спросила я. – Разве не вы решаете, на что выделяются фонды?
– До некоторой степени, – сказал цыпленок.
– Но мы не можем слишком отклоняться от традиционных для университета направлений, – добавил нос. – Нам приходится сохранять тональную последовательность.
– То есть вы сообщаете мне, что этот вариант намного лучше предыдущего, но вы готовы финансировать прошлую работу, а не эту?
– Верно.
– Хорошо. А если я вернусь к старому варианту? Продолжу ту работу?
– К сожалению, так не получится, – сказал цыпленок.
– Почему?
– Мы всегда скептически относились к исходной предпосылке реферата, а теперь вы подтвердили, что наши сомнения были обоснованны.
– К тому же мы хотим поощрить ваш творческий порыв.
– Замечательно, – сказала я.
– Предлагаем поискать издателя, специализирующегося на мейнстриме, или обратиться в университеты, программы которых ориентированы на более креативный подход, – посоветовал цыпленок.
– Но вы платить не будете?
– Нет, – ответили они в один голос.
Я вернулась на берег. Знала, что мое место там. Если и там запустение и безнадежность, то никакие земные мужчины, сколько бы их ни было, уже не помогут. Мне нужен был океан, та первородная стихия, где обитал катализатор моего недуга. Уж если я обречена на одиночество и отчаяние, то скорбеть лучше там. И торкнет пусть там, в моем любимом месте. Может, все будет не так жестко? Может быть, дым воспоминаний унесет меня на мягких крыльях. За неделю ожиданий на камнях меня потревожили лишь однажды, когда подъехавший на джипе береговой спасатель спросил, все ли у меня в порядке. «Ну вообще-то, если уж вам так интересно…» – хотела сказать я, но довольствовалась коротким «Да, в порядке». Потом пояснила, что изучаю волны.
– Знаете, вообще-то находиться здесь так поздно ночью не полагается.
– Знаю, но это же ради приливов и отливов.
– Вы точно в порядке?
– Да.
Все стихло, и он уехал.
Я поняла это так, что мне здесь находиться полагается. Меня определенно проверяли на твердость духа и преданность. Я словно стала частью некоей древней церемонии поклонения, только вместо свечей, пищи и вина на алтаре осталась я сама. И вместо алтаря был океан. Я смотрела на волны и в какой-то момент действительно поверила, что вижу его. Прежде я никогда не видела его в волнах, он никогда не поднимался так близко к поверхности, но теперь это видение повторялось постоянно. Обычно он возникал скользящей по воде птицей. Однажды предстал дельфином. И каждый раз то, что я принимала за него, оборачивалось всего лишь морской пеной или дующим на воду ветром. Сколько всего, что я видела или думала, что видела в своей жизни, оказывалось такой вот иллюзией. А есть ли – или было – на свете что-то по-настоящему живое?
Однажды ночью, уснув и проснувшись на камне, я увидела на своих плечах две руки. Сном это не было, потому что они не исчезли и не сделались невесомыми. Сном это не было еще и потому, что перед этим мне снилось, как я снова оказалась одна, в пустыне, и отпечаток сна ее не стерся в памяти совсем. Во сне я стояла в придорожном ресторанчике на окраине Феникса и выбирала пирожное из выставленных в стеклянном шкафчике десертов. Выбор затрудняло состояние пирожных: размазанные, крошащиеся, черствые, они рассыпались в пыль прямо у меня на глазах. Превращались в ничто. Тем не менее официантки настаивали, что пирожные у них свежие. Официантками в ресторане работали женщины из группы: Диана, Сара, Доктор Джуд. Все они призывали меня взять пирожное и, окружив кольцом, всячески к тому подталкивали. Но я медлила и тянула, потому что рассмотреть товар толком не могла. На мои попытки объяснить причину нерешительности официантки в один голос отвечали: «Да вот же они, здесь».
Очнувшись, я в первый момент подумала, что все еще нахожусь в том самом ресторане. Но потом увидела его руки и поняла, что я на камнях возле океана, в Венисе. Сами руки я узнала мгновенно, словно превратилась вдруг в камни и мы встретились впервые. Только теперь какая-то часть меня словно наблюдала всю сцену со стороны. Потом его лицо с упавшей на глаз мокрой прядью оказалось перед моим.
– Привет.
Он поцеловал меня в лоб, потом в губы.
– Привет.
Прилив эйфории, ощущение глубокого покоя и вместе с тем возвращения к нормальности, обычному, как и должно быть, состоянию. Примерно так описывают выздоровление наркоманы. Тебе чего-то недоставало, какого-то куска самого себя, но вот этот кусок становится на место, и тебе хорошо. Но не только хорошо, потому что приходит и чувство полноты и естественности. Болезнь, поразившая голову, сердце и внутренние органы, прошла. Какие виды имела на меня природа, это было теперь неважно. И то, что я жила без него какое-то время, тоже было неважно. Он не был каким-то дополнением, он был сутью. Такова была новая природа.
Тео подтянулся на камень. Мы обнялись и долго сидели, обнявшись, ничего не говоря. Я даже позабыла, где нахожусь, и это казалось совершенно нормальным: быть нигде. Я слышала океан, но забыла, что это океан. Забыла, что не всегда жила рядом с океаном и что это вообще отдельная сущность. Здесь и сейчас – только эту жизнь я знала.
– Мне так жаль…
Он остановил меня:
– Знаю. Я видел тебя каждую ночь на этом камне.
– Видел? Но где ты был? Я приходила и приходила сюда, но ни разу не видела.
– Я был далеко. В глубокой части океана. Там, где ты никогда не была. Но я видел тебя. Видел и надеялся, что ты будешь приходить. Хотел, чтобы ты приходила каждую ночь. Хотел подплыть и быть с тобой. Но боялся. Я должен был знать, а для этого мне требовалось больше ночей. Но сегодня ты выглядела такой потерянной, такой отчаявшейся. Я понимал, что если вернусь, ты не уедешь в пустыню. Так и должно быть. Выбор делать тебе. И идти все должно от тебя. По твоему лицу видно, что о пустыне ты больше не заговоришь. Я понял, что ты моя.
– Не хочу жить без тебя. Буду жить на этом камне. Буду продавать манго на берегу или дешевые украшения, бусы с камешками. Мне наплевать.
– Ты откажешься от собаки?
– Да! Пес ведь даже не мой!
– А как насчет огня?
– Огня?
– Да, огня. Ты согласна отказаться от огня? От прогулок?
– ДА! – воскликнула я. – Терпеть не могу огонь. И гулять. Мне это не нравится. Ни то, ни другое. Я от всего откажусь – ты только скажи. Мне ничего этого не надо.
– Я хочу, чтобы ты ушла со мной под воду.
Когда мы ругались, когда Тео сказал, что собирается пригласить меня жить с ним в океане, я не поняла, что он имеет в виду. Неужели думал, что у меня есть жабры? Но теперь я все отлично поняла. Поняла и представила нас обоих в бесконечной глубине, бесконечной тьме. Но в этот раз я не целовала его веки или лоб, пока он спал. В этот раз глаза были закрыты у меня. Я была мертва.