— Нет, — успокоил друга Кейл. — Снаружи. Дождь ведь закончился. Ночевать будем здесь. Найдем место посуше и разведем огонь. У всех нас были такие ночи. За пленником будем следить по очереди, а завтра решим, что с ним делать. Согласны?

Протеста на лицах он не увидел и решил, что этого вполне достаточно.

* * *

Угасавший костер немного обогрел человеческую личину Серрина. Он лежал на боку на сырой земле — руки и ноги были крепко связаны веревками, а рот заткнут куском ткани, — разглядывал хафлинга. Мелкое создание устало наблюдало за пленником воспаленными глазами. Рядом спали двое людей — одноглазый убийца и лысый жрец. Они посмели угрожать Серрину болью. Скоро он научит их истинному значению этого слова. Он уже представлял, какой сладкой будет кровь из их вырванных сердец. Мысль ему понравилась. Серрину уже приходилось пробовать человеческое мясо. Правда, как и большинство его собратьев, он предпочитал нежную мякоть мозгов.

Какое-то время он притворялся спящим, прислушиваясь к глубокому и ровному дыханию врагов. Скоро они уснут навсегда. После этого он вернется к Азрииму и его команде.

То, что Азриим его бросил, мало заботило Серрина, ведь он поступил бы точно так же. Они всего лишь принадлежали к одному виду, вид этот не славился глупыми сантиментами. Существование определялось альтернативой: удовольствие или боль. Власть была здесь лишь средством получать первое и управлять вторым. Больше в жизни не было ничего. Чувства, о которых столько кричали люди, направлены лишь на то, чтобы скрывать истинную природу вещей.

Кроме того, выручать Серрина значило терять время, подвергаться опасности и, быть может, даже срывать планы Странника. А Серрин и Азриим, да и все их братья, были искренне ему преданы. Именно Странник создал их из хаоса и лишь он один мог дать им то, чего они жаждали больше всего на свете, — свободу от служения и скуки. В общем и целом Странник предложил им власть.

«Но для начала, — подумал Серрин, — он дал им боль».

Пленник открыл глаза и уставился на хафлинга. Тот выдержал взгляд, даже не моргнув, но Серрин чувствовал, как из каждой поры мелкого существа сочилась тревога. Даже кляп во рту не помешал ему ухмыльнуться, и хафлинг побелел как полотно. Он стал подниматься и протянул руку к своему короткому мечу.

Мысленно Серрин сотворил заклинание, парализовавшее врага. Хафлинг издал придушенный стон и замер. Серрин мог бы использовать заклятие раньше, в амбаре, но оно действовало лишь на одного противника. Он прислушался, но убийцы продолжали спокойно спать. Страх хафлинга все усиливался, уже и воздух пропах им. Серрин глубоко вдохнул, наслаждаясь ароматом.

Еще одно заклинание, и его мышцы налились нечеловеческой силой, физическим воплощением мощи его разума. Невидимой мысленной «рукой» он медленно вытащил из ножен на поясе хафлинга кинжал. Мелкое существо все глубже погружалось в пучину ужаса и отчаяния.

Серрин поднес кинжал к горлу врага и заставил оружие несколько мгновений парить перед глазами несчастного. Сердце хафлинга, должно быть, колотилось, словно испуганный заяц в клетке.

Но это ненадолго.

Пот каплями стекал по лбу жертвы. Он отчаянно пытался разорвать путы заклинания, но тщетно. Магия Серрина была слишком мощной, а разум хафлинга — слишком слабым.

Серрин перенес кинжал от хафлинга к собственному связанному телу и бесшумно разрезал веревки, стараясь не разбудить людей. Все это время он немигающим взглядом буравил оцепеневшего хафлинга, обещая невыносимые страдания всего лишь через пару мгновений.

Освободившись, он полежал неподвижно, все так же наблюдая за жертвой. Ждал, когда к бесчувственным конечностям прильет кровь, а враг окончательно увязнет в болоте смертельного страха. Капли пота блестели в свете угасавшего пламени.

Серрин сжал в своей человеческой руке кинжал. Воздух вокруг успел провонять ужасом. Он даже чувствовал слабые попытки перепуганной крысы разрушить заклинание.

Напрасно, напрасно. Все было напрасно.

Серрин осторожно поднялся, двигаясь тихо, словно шепот легкого ветерка, и сверху вниз воззрился на объятого ужасом хафлинга. Всего в трех шагах спали его несостоявшиеся мучители. Серрин склонил голову набок, изучая одноглазого. Сейчас он был так уязвим…

Но нет. Первой будет мелкая крыса. Ее ужас разжег в Серрине аппетит.

Он стал приближаться к хафлингу, обнаженная сталь поблескивала в ночи. Пот ручьями струился по лицу жертвы, на лбу вздулись вены. Опустившись на корточки, Серрин взял в ладони лицо несчастного.

Ворвавшись в разум врага, он нашел там лишь сгусток ужаса и тоски. Ни одной связной мысли.

— Ты перепуган, — произнес он в уме мелкого создания и насладился шоком жертвы от телепатической связи. — Я чувствую запах страха. — Проведя языком по шее и подбородку хафлинга, он слизал пот. — И его вкус.

Презренное существо пыталось молитвами совладать со своим страхом. Серрин улыбнулся. Этой крысе не поможет ни один бог.

И в этот момент он решил, что хафлингу стоит увидеть его настоящим, в истинной форме.

Мысленно позволив себе изменяться, он принялся расти и расширяться прямо на глазах. Как только слабые человеческие пальцы вновь стали его родными когтями, а рот превратился в оскаленную пасть, Серрин послал хафлингу улыбку, в которой легко поместилась бы голова жертвы.

Когда молитвы крысы переросли в вопли ужаса, Серрин улыбнулся. Пару мгновений он наслаждался, а затем принялся за боль.

* * *

Кейл знал, что спит, но никак не мог проснуться. Во сне он вновь сидел в любимом кресле в покоях Штормового Предела. Наблюдал за тем, как пламя пожирало его постель, и грел руки, словно перед ним горел обычный костер на привале. Холодный ветер залетал в единственное окно, закрытое не привычными ставнями, а тяжелыми алыми шторами с рисунком из зеленых овалов. «Как странно», — думал Кейл. У него в комнате никогда не было штор.

Ставший ледяным ветер все усиливался и в конце концов с треском разорвал портьеры. Обрывки ткани разлетелись по всей комнате. Кейлу показалось, что он слышал безмолвный крик порванных занавесок. Поплотнее завернувшись в плащ, он вновь поднес руки к огню.

— Ветер холодный, — промолвил Ривен.

Кейл в изумлении обернулся. Раньше он убийцу не замечал. Ривен уселся в излюбленное кресло-качалку Тамалона. Материалом для него послужила древесина орехового дерева из Аркендейла.

Странно, но правый глаз Ривена оказался пугающей пустой дырой. Кейл готов был поклясться, что на самом деле Драйзек лишился не правого, а левого глаза. Значит, это не Ривен? Во мраке пустой глазницы, казалось, вспыхивали далекие звезды. Кейл наклонился, чтобы получше разглядеть их…

…и без предупреждения Ривен схватил его за плечи и заорал: «Проснись!»

Кейл распахнул глаза, сердце его отчаянно билось, как бывает всегда, когда приснится кошмар. Костер рядом с ним прогорел до едва тлевших угольков. Убийца неподвижно лежал и смотрел в небо, даже ночью все еще затянутое облаками. Что же значил странный сон?