Кати пошла на кухню поставить бокалы... Они выпили целую бутылку вина... Были слегка пьяны и умиротворенны.

― Подойди к окну... А лучше открой дверь... ― крикнул Олег.

― А что там?

― Ты посмотри...

Дым развеялся... На небе были видны облака... А из-за деревьев прорывались первые лучи.

― Поехали на Вишняковский пруд рассвет встречать! ― предложил Олег.

― Мне через два часа ехать студию открывать ― у меня клиенты на раннюю йогу приезжают... Я эти две недели за администратора...

― Успеется... Тем более я знаю, как через поселок, где у меня дом, подъехать к самому берегу...

― Ты прав! Вдруг завтра дым вернется, и мы все снова станем рабами застекольной жизни? Есть же только «сейчас»!

Олег вырос в микрорайоне Южный города Балашихи, недалеко от Лисьей горы, в панельной пятиэтажке, его мать работала на заводе «Рубин», а отец был отставным военным. Он содержал родителей и трех младших сестер, сам отслужил, потому что служила вся семья и стыдно было этого не сделать. Вернулся, работал, трудился, в начале двухтысячных открыл условно легальный цех по производству DVD, потом палатки, магазины, рестораны по франчайзингу... И так до владельца торгового центра... Он был одним из тех, кто носил и чешки, и кирзачи, и гриндерсы... Застал «Ласковый Май», Горбачева и еще живого Курта Кобейна... Верил и в Советский Союз, и в Бога, и в перестройку...

Из машины доносилось радио «Максимум»... И заиграл старый заезженный трек Guns N’Roses «Knocking On Heaven’s Door».

― Сколько лет прошло, с тех пор как эта песня вышла? Лет пятнадцать? Я думала, их уже крутят только по радио «Ретро», ― заметила Кати и начала подпевать во весь голос...

― Думаешь, мы уже настолько старые? ― Олег лег на влажную траву возле берега...

― Говори за себя. А почему ты не переехал в Москву? У тебя же есть возможность сейчас жить в высотке на Котельнической набережной... Или путешествовать... Нанять толковых замов... И жить в свое удовольствие...

― Здесь мой дом. А человека рано или поздно всегда начинает тянуть туда, где прошло его детство... Ты же тоже сюда вернулась... А я просто надолго и не уезжал. ― Олег улыбнулся. ― Представляешь, мы с тобой в детстве могли тут вместе купаться... Я, конечно, лет на шесть тебя старше... Но все равно... Вот здесь на берегу мы наверняка виделись... Надо будет сравнить детские летние фотографии... У меня есть целый альбом.

― Думаешь, у нас так далеко зайдет?

― А почему нет?

― Кстати... Я могу тебя попросить об одном одолжении?

― Да... Конечно...

Кати откинулась на спину, почувствовала шеей чуть прохладную росу, а потом положила голову на плечо Олега. Уткнувшись в его шею, пахнущую родным городом, немного дымом, одеколоном и утром, попросила:

― Называй меня просто Катей...

Где-то вдалеке шумела М7, грузовики держали свой многокилометровый путь до Казани, Уфы и Нижнего Новгорода, люди все так же куда-то спешили, бежали, неслись... думали, мечтали, любили... И Кати через два часа понесется жить жизнью обычного человека, с нормированным графиком, победами, поражениями, кредитами, ипотеками, зарплатами... Но пока в нескольких метрах от ее ног в воде плескалась рыба... Настоящая... Речная... И не было ни стекла, ни замкнутых мыслей... И, что самое важное, иллюзий... И пусть медиа-люди в медиа-мире пишут свои иллюзии... Все равно останутся те, кто выйдут за пределы стекла, монитора и, оставив позади мечты, просто выберут жизнь... Потому что пути Господни, как и пробки на М7, неисповедимы...

* * *

Зимой Кати, точнее уже Катя, и Олег отправились в Индию пересидеть морозы. Катя думала, что поездка будет носить туристический характер, и, осмотрев несколько храмов и проведя ночь в Мумбаи в дань фильму «Миллионер из трущоб» они улетят в Северный Гоа и будут валяться на пляже, однако события развернулись иначе.

Олег не на шутку увлекся йогой, нашел себе гуру и полностью изменил образ жизни, отказался от животной пищи, вставал с зарей и мечтал окунуться в реку Гангу, согласно верованиям индусов, рожденную Шивой. Когда они оба стояли на берегу реки, Катя не смогла пересилить себя и погрузиться в воду, держалась за православный крест, боялась водной мути и грязных индусов, плещущихся в Ганге. Сама мысль, что придется с головой оказаться под толщей воды, что желтоватая муть проникнет в рот, а сплюнуть она не сможет, чтобы не опорочить священный обряд, приводила ее в ужас. Ноги как будто окаменели и она не смогла сдвинуться с места. А Олег все чаще говорил: «Видимо, нам с тобой не по судьбе».

― Я не знаю, что страшнее, как в той дешевой попсовой песне, полюбить бандита или религиозного фанатика. ― Однажды вышла на прямой разговор Катя.

― Что тебе мешает бросить все и остаться тут со мной? Здесь покой и люди светлые.

― Ты вообще себя узнаешь? Ты еще несколько месяцев назад был обычным человеком, а теперь постоянно читаешь мне проповеди. Ты сам только вдумайся, ты тридцать лет пахал как Папа Карло, столького достиг и теперь хочешь пустить все псу под хвост и остаться жить в лучшем случае под Мумбаи, а в худшем вообще в лачуге на берегу? Все твои реки омовения, аюрведа. Не уходи от мирской жизни, в ней тоже можно найти покой!

― Своим отъездом в Москву ты предаешь меня.

― Но там мой дом... Оставшись в Индии, я предам саму себя... ― Катя стояла на коленях, умоляя Олега одуматься.

Так Олег ушел к Богу, а Катя осталась одна.

Он остался на стороне света, как веровал. «И воздастся каждому по вере его».

* * *

Катя приземлилась во тьму.

Город, который она смертельно любила и ненавидела единовременно, был прорезан густо освещенными трассами, как жилистыми световыми стержнями. «Третий месяц беременности», ― крутилось в голове у Кати. Куда теперь?

В. окончательно осел в администрации города и предлагал хотя бы формально усыновить ее ребенка. Та настаивала на прочерке. Все ждала, что Олег хоть на неделю вернется на Родину, а там она бы его вытащила из его фанатичной веры, сообщив, что беременна. Почему? Почему все время суждено терять? Сколько раз Кати чувствовала, что вот она ― шамбала, вот он, дом ее души, сосредотачивая весь мир внутри мужчины. И мужчины исчезали.

Работать Кати не могла, лежала на сохранении в душной палате, подходила к окну и рисовала пальцем на стекле непонятные символы, считала ворон на проводах, кормила воробьев крошками, принимала помощь от В., деньги, которые он втихаря подсовывал ей в белых конвертах, внимание, утирала слезы о его рукав. Он приезжал почти каждый день после обеда и оставался до позднего вечера. Все говорил, что никогда ее не оставит. Кати эти слова чаще пугали, чем успокаивали. Прочерк. Прочерк. Прочерк. Опять безотцовщина. Порочный круг.