— А ловко вы это придумали, — крутил головой я, топая в сопровождении алчущих воды и пара девушек, — Я даже и…

— Витюш, ну хватит тебе…, — урчала похотливой кошкой Вероника, — Тут делов-то на двадцать минут! Все равно бы тебя послали, а так…

— Почему это меня? — подозревал я мир в нехороших гадостях.

— Ну, потому что именно из-за тебя у нас нет нормальной коровы, — увещивала меня Вероника, — То есть кусками. Кому-то ты тут то ли нахамил, то ли еще что…

Дед, сука! Ну, погоди…

— Так, вопрос закрыт, ведите к корове…, — переобулся я на ходу, задумав пакость.

Заинтересованных лиц у загона, где обнаружился мясосодержащий продукт с рогами и копытами, собралось уже немало. Ну не лиц, а прямо скажем, наглых и злорадных морд, но этот момент мы опустим. Человек двадцать точно, включая и наглого злопамятного жениха восьмой свежести, будущего вальщика деревьев, и просто паскудной жопы, Некифорова Евгения Андреевича. Все предвкушали зрелище, переминаясь с ноги на ногу. Детей, к счастью, не было.

Осмотрев совершенно неуважаемое мной общество, я хмыкнул и… начал раздеваться. Толпа оживилась, послышались теории, аксиомы, высокое научное мнение, смелые предположения, вдохновленные версии и, даже, парочка теорий заговора.

— Вероника, найди пакет, — попутно отдавал я указания, — Янлинь, ты несешь мою одежду.

— Виктор, а ты когда-нибудь… убивал корову? — несмело спросила Цао-младшая, принимая от меня куртку, свитер, майку…

— Нет, не убивал, — честно, но очень негромко сказал ей уже почти голый я.

— А как же…

— Зато я прекрасно знаю, что делать… с кроликами.

— Чтоо…?

На самом деле, признаюсь вам честно и благородно, я бы понятия не имел, что делать с бедной буренкой, если бы тут не было установленных поддонов, на которые какая-то приличная душа насыпала вдоволь соломы. Ничего наподобие крюка, на котором можно подвесить тушу, тут не наблюдалось. А вот поддоны да, дело совершенно другое, православное.

Перемахнув через изгородь, подхожу к животному спереди, а затем, медленно приподняв руку, резко, но аккуратно и несильно опускаю кулак на голову животному, чтобы просто убить, а не распылить вдребезги. Нужный орган слегка сминается и заваливается набок, тело животного вздрагивает, а я, под оханье зрителей, быстро подхватываю не очень чистое тело сбоку, приподнимая так, чтобы опустить на поддон. Гладко такая операция пройти не может, потому что корова большая, а обхват рук у меня… не настолько большой, но все равно, поддоны выдерживают шлепнувшуюся на них и слегка подрагивающую тушу.

Теперь мы скрючиваем указательный палец, протыкаем им шкуру в районе грудной клетки, а затем ведем понизу, с гулким треском вспарывая всё это дело…

Если у тебя достаточно сил, то разницы между коровой и кроликом — нет. Я вспорол шкуру животины, затем тем же пальцем вскрыл ей брюшную полость, выкинул оттуда всё, кроме легко определимых печени и сердца, ушедших в мешок к лыбящейся как последняя дура Веронике, затем, хозяйственно подумав, я выдрал у коровы легкие и положил их на еще один поддон с чистой соломой. Закончив потрошение, я отвинтил животному голову (вот тут в толпе кто-то проблевался), а затем содрал с него шкуру. Звуки, конечно, были не очень. Наконец, отломив все ноги по колено и оставив ненужное валяться, я поднял готовую тушу над головой так, чтобы видеть куда иду, ну и… пошёл на выход. Правда, пришлось оградку снова перепрыгивать.

Это зрелище доконало еще нескольких советских пейзан, потому как одну стадию забоя скота я пропустил, а именно — спуск крови. Но, вообще-то, если вы отправляете городского мальчика за коровой, неужели вы думаете, что он выполнит все по техзаданию? Пф.

Короче, уделался я кровищей полностью. Ну над головой же несу!

— Изотов! — топающая позади Кладышева просто лучилась от нездорового удовольствия, — Ты гадкий, мерзкий, циничный, злопамятный и саркастичный тип! Обожаю тебя!

— Это было ужасно, — бурчала Янлинь, — Без ножей, чуть ли не на земле, всё неправильно!

— Да ладно тебе! — отвечала ей Вероника, — Зато быстро! Минуты за три!

— Шевелите попами! — прибавлял я шагу, — Мне холодно! Корова остывает!

— В баньке отогреешься!

Спуск туши в недра заслуживал бы отдельного описания, но так как Кладышева взяла на себя роль разгонщика тех, кто могут ужаснуться при виде голого окровавленного меня, проносящего тушу к месту дальнейшей обработки, то в принципе все закончилось мирно. Разве что одна из поварих, догадливо выбежавшая на наши остывающие следы, принялась негромко ругаться, вызывая миньонов на мойку угвазданных кровищей полов и лифта. Но эти мелочи шерифа уже не волновали. Он изволил топать в баню!

Возле бани сжигали на костре человека, но нас это остановило только на позырить, и то недолго. Мне было чисто неудобно стоять голозадым и покрытым кровищей на промозглом ветру (превращаться ради такой мелочи? Пф), девушкам тоже хотелось в тепло, а кого смутить Валерия Кузьмича, со скрежетом обтирающегося ладонями посреди костра, тут и так хватало с избытком. Впрочем, не сказать, что Радин прямо зажимался ладошками, но его металлические глаза с металлического лица поглядывали на развлекающих себя зрелищем колхозников с явной укоризной. Помахав принимающему гигиенические процедуры майору рукой и получив в ответ изумленный взгляд, я отважно прошагал в обещанную купальню.

— Сто лет так не мылся…, — пробурчал я, дергая веревку. Повинуясь ей, раскрывался клапан бака, выдавая мне на голову порцию воды. Затем следовало мылиться, либо смывать намыленное за время, пока вода течет, а потом снова дергать за конец. Технологии будущего, маму его.

— Тебе потом еще нам дергать, — вредно уточнила Янлинь, наблюдающая за происходящим, — Не дотянемся.

— Тогда не стойте просто так, а помогайте, — проявил я ответственность руководящего лица, — Один дергает, остальные моют!

Это понравилось всем. Эротики как таковой было мизер, потому что вода в баке была отнюдь не подогретой, а нормальной такой зимней водой, так что мылись мы энергично и слегка матерясь. Ну а чего еще можно ожидать от заведения, заточенного на помывку трудового народа в момент работы этой самой овощебазы? Тогда солнышка вполне хватает, чтобы вода была терпимой, а не как сейчас.

Зато потом удушливый зной и запах перегретого дерева стали самым настоящим блаженством! Мы валялись на полках, едва не похрюкивая как тюлени, а уж ледяная до этого водичка по