Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О’кей. – Лера пожала плечами.
– Пока. Если что, звони, – попрощалась Рудски и покатила чемодан к выходу из таможни.* * *
Родной Пьеро, как она соскучилась по нему! Лера погладила пыльный капот машины, стряхнула с него упавшие листья и улыбнулась, вспомнив, что по-французски «капот» так и будет «лё капо(т)», а фары – «ле фар». Жаль, что Пьеро никогда не увидит Париж – ему бы там понравилось (особенно бравые полицейские)!
– Валерия, почему не идешь в дом? – на пороге, прихрамывая, появилась мама. – На улице такой дождь. Промокнешь.
– Здравствуй. Я уже промокла.
– Заходи скорее, ужин остывает.
В коридоре было тепло, пахло жареным мясом. Лера поднялась к себе, приняла душ, переоделась. Потом спустилась в столовую и вручила маме подарок – коньяк «Камю». Мама в честь ее возвращения одела праздничное синее платье и сделала прическу.
– Что, грустно было возвращаться? – спросила мама, увидев открытую бутылку.
– Как ты догадалась?
– Мы все это проходили, – мама достала пузатый коньячный бокал.
– И мне тоже налей, – попросила Лера.
– Ты стала пить коньяк?
– Что-то я вся дрожу.
Мама достала из шкафа еще один бокал.
– Ну и как командировка?
– Комси-комса. Нормально… – Лера невольно вздохнула. – Париж поразительно красивый и немного печальный… И ты была права: Эйфелевой башней лучше всего любоваться с площади Трокадеро.
– Тогда за Париж – город влюбленных, – мама подняла бокал.
– За город надежд и разочарований, – поддержала ее Лера. – Мама, ты ведь много путешествовала. У тебя были деньги. Почему ты так и не съездила в Париж?
– Ешь, а то остынет.
Мама поставила перед ней тарелку с мясом.
– Что-то аппетита нет. – Лера вяло ковырнула запеченный сыр. – Мама, ты не ответила на мой вопрос. Тебе что, не хотелось в Париж?
– Хотелось, не хотелось. Какая разница? Ты, я смотрю, избаловалась в парижских ресторанах. Моя стряпня совсем не по вкусу?
– Зачем ты опять начинаешь? – Лера нахмурилась, ожидая взрыва негодования, но вместо этого мама неуклюже махнула руками, повернулась к раковине и начала мыть посуду. – Прости, – Лера подошла к ней и обняла за плечи. – Ты готовишь лучше всех, ты у меня самая хорошая. Правда, иногда похожа на строгую настоятельницу монастыря.
– У тебя руки горячие, ты не заболела?
– Все в порядке.
– Померяй температуру.
Зазвонил телефон.
– Тетя Лера, привет, – раздался голос Бонни. – Ты приехала?
– Только что.
– Ты к нам сегодня заедешь?
– Сегодня не смогу, мы с бабушкой ужинаем. Приеду завтра вечером и привезу подарок.
– А какой?
– Будешь много знать – скоро состаришься. Как папа?
– Сейчас придет. Варю ему спагетти с сыром. Ой, тетя Лера, у меня там что-то шипит на кухне. Пока.
Мама стала накрывать чай, а Лера поднялась к себе в комнату и включила компьютер. В комнате было непривычно душно. Она распахнула окно. Вместе с ветром в комнату ворвался запах черемухи. Среди кучи электронных писем она увидела послание от Рами:
...
«Привет, Валери! Обстоятельства всегда сильнее желаний. Но я очень рад, что встретил тебя. Ты особенная, как нежный, только что распустившийся бутон розы, которая еще не знает, что ласковое солнце не только греет, но и сжигает, что плодородная земля превращается в пыль и песок, а весенние ручьи становятся грязным болотом. Все, что дает жизнь, может и отнять ее.
Жаль, что нельзя влюбляться в цветы – они слишком быстро вянут. Спасибо за помощь. Удачи и будь осторожна. Никому не рассказывай про наш контракт и про то, что случилось.
Рами.
P.S. И не печалься, тебе не идет маска грусти. «Nous ne sommes pas au monde» [42] .
Поэт! – усмехнулась Лера. Сюзанна была права – их, видимо, специально где-то учат играть на чувствах людей. Даже не извинился за то, что случилось… Ее пальцы бросились на клавиатуру, как будто хотели растерзать буквы, заставляющие страдать.
В комнату вошла мама:
– Я тебя жду, а ты опять у компьютера торчишь. Не успела приехать, и сразу за этот проклятый ящик…
– Мне надо написать письмо.
– И закрой сейчас же окно!
– Очень душно.
– Не видела мать целую неделю… – Мама прошла к окну и с силой толкнула раму. – Вот она, благодарность.
– Мама, не начинай, пожалуйста. Я сейчас приду.
– Можешь не торопиться!
Не обращая внимания на хлопнувшую дверь, Лера продолжила писать. Письмо получилось длинным, злым и сумбурным. Когда она перечитала его, оно показалось ей глупым и бессмысленным. Все эти «как ты мог…», «я тебе верила…», «ты использовал меня…». Пошло, мелко, грязно. Она подумала несколько минут, затем все стерла и написала заново:
...
«Цветы вырастают и распускаются для того, чтобы радоваться самим и радовать тех, кто их вырастил. Пусть жизнь жестока и все когда-нибудь заканчивается. Пусть цветы завянут и высохнут. Ну и что? Так устроен мир! Но если бог дал нам возможность появиться на свет, то надо любить и принимать жизнь такой, какая она есть. Мы всегда в ответе за тех, кого вырастили, и всегда в ответе перед теми, кто вырастил нас. Прощай, человек, который не нашел свое лицо.
Валери.
P.S. Тот, кто боится любить, не достоин любви».
Немного подумала и добавила букву «я» к своему имени. Получилось «Валерия». Затем нажала «отправить» и спустилась в столовую. Мамы не было. Лера села за стол, налила остывший чай и почувствовала, что вся дрожит. Она попыталась встать, но не смогла. Кружилась голова, ноги не слушались.
– Мама… – позвала она. – Принеси, пожалуйста, градусник.
Высокая температура продержалась три дня. Врачи хотели увезти ее в больницу, но мама не дала. Она сама делала уколы и поила ее с ложечки горькими микстурами. Лера почти не вставала с постели, временами впадала в забытье и даже бредила. В одну из ночей она попыталась написать письмо Рами о том, что была не права, но пока включала компьютер, уронила лампу. Прибежала мама и, накричав на нее, забрала клавиатуру.
* * *
...
В пятницу утром ее разбудил далекий гудок поезда. Еще не успев открыть глаза, она уловила запах хлеба и каких-то пряностей. На столе среди коробок с таблетками стояла тарелка с нарезанной семгой и булочкой с кунжутом. Она поискала глазами цветы. Их не было. Значит, это не от Кирилла и не от Рами. Лера грустно улыбнулась сухими губами, встала и сделала бутерброд с рыбой.