– Послушайте, ваше величество, если он вас оставит, то это будет величайшим счастьем.

Видимо, прекрасная Лулу так не считала, и потому глянула на Пигала весьма недружелюбно.

– Да что вы заладили, достойнейший магистр: «Монстр!», «Чудовище». Мало ли монстров вокруг? А этот будет мой!

После чего обиженная на весь мир прекраснейшая Лулу удалилась, оставив магистра в растерянности. Сердце Пигала переполнилось горечью – вот что значит иметь смазливую физиономию и длинные ноги. А то, какая душа у прекраснейшей из прекрасных, ничего не значит, будь она даже чернее сажи.

Слова умудренного жизнью человека ничто по сравнению с блеском глаз молодого нахала. Стоило ему замаячить на горизонте, и Лулу выбросила из головы все предостережения достойнейшего магистра. Не приходилось сомневаться, что она отправится за своим возлюбленным на край света, поставив под сомнение не только жизнь свою, но и душу.

Предостерегать королеву совершенно бесполезно – к такому выводу пришли Пигал и Весулий, с которым магистр поделился своими печальными размышлениями. Монстр уже завладел душой несчастной красавицы и не собирался выпускать ее из своих рук.

Добродушный после сытного обеда князь Тимерийский отнюдь не возражал против участия в экспедиции двух мужей: достойнейшего Пигала и досточтимого Весулия, хотя их пыл его слегка позабавил, а уж упреки по поводу прекрасной Лулу и вовсе рассмешили. Стоит ли удивляться бессердечию монстра.

– Коли все готовы,– сказал сиятельный, оглядывая собеседников насмешливым взглядом,– в самый раз отправляться в поход.

– То есть вот так, сразу? – переспросил опешивший Весулий.

Но его вопрос остался без ответа: князь-освободитель поднялся с бокалом вина в руке и произнес цветистый до тошноты тост за здоровье гельфийских дам и процветание местной торговли. После чего торжественную часть проводов можно было считать законченной.

– Ведите нас, досточтимый Весулий,– произнес князь, поправляя роскошный пояс, подаренный королевой Лулу.

Достойнейший Пигал почувствовал страх сразу же, как только ступил на дорогу, ведущую к замку Рогус. В этот раз у него не было ни малейшего желания восхищаться красотами игирийской природы, хотя ландшафт к этому, безусловно, располагал. Досточтимый Весулий тоже молчал, видимо, его душу тревожили сомнения. Зато вовсю радовался жизни князь Тимерийский, развлекавший погрустневшую Лулу песнями. Достойнейший Пигал обратил внимание досточтимого Весулия на то, что подобное залихватское настроение отнюдь не характерно для обычно молчаливого и мрачноватого князя. Конечно, можно было бы предположить, что он просто перебрал за обедом, а присутствие молодой красивой женщины настроило его на романтичный лад, и если бы дело касалось обычного молодого человека, то достойнейший Пигал так бы и подумал, но в случае с Чернопалым подобные обывательские рассуждения не годились: монстр чувствовал приближение решительной минуты и испытывал по этому поводу настоящий душевный подъем.

К счастью или к несчастью, но путешествие приближалось к своему финалу даже быстрее, чем Пигал Сиринский ожидал. Станция гельфов очень быстро возникла на горизонте – часа не прошло.

– Скажите, досточтимый, а я не слишком легко одет для вефалийского климата? – полюбопытствовал магистр, почувствовавший вдруг легкий озноб при виде исписанной иероглифами плиты.

Досточтимый Весулий ответил не раньше, чем путешественники воспользовались ее услугами:

– А почему вефалийского, достойнейший магистр, мы ведь находимся на Хрусе?

Сказать, что Пигал был удивлен, значит сказать неправду – он был поражен в самое сердце даже раньше, чем услышал знакомый гнусавый голос козлобородого Магуса:

– Рад приветствовать прекрасную Лулу в своем голубом замке.

– А почему же в твоем, Магус? – небрежно заметил князь Тимерийский.– Голубой замок гельфов теперь мой, если придерживаться буквы и духа нашего с тобой договора.

Козлобородый согнулся перед испуганной Лулу в ни-жайшем и изящнейшем поклоне. А Пигал был буквально парализован неслыханным негодяйством, свершившимся на его глазах и при его участии. А ведь знал, что Чернопалый готовит гнусность, но почему-то поверил в его любовь, ну пусть не любовь, так хоть привязанность к прекраснейшей из женщин. А, оказывается, у монстров свои понятия о чести и бесчестии.

– Я свое слово держу, Магус,– нахмурился Тимерийский.– Теперь очередь за тобой.

– Голубой замок твой, Чернопалый,– промекал козлобородый.– Кто во Вселенной более дорожит своим словом, чем Великий Магус Хруса.

– Маленькое дополнение,– сказал князь, подливая в свой кубок вино из стоящего на столе кувшина,– ты покажешь мне, какая дверь из голубого замка ведет к замку Рогус, и тогда девушка действительно твоя.

– Но позволь,– возмутился Магус,– ни о каком Рогусе мы не договаривались, речь шла только о станции гельфов.

– Это оттого, что ты мне солгал, Магус.– Тимерийский сделал большой глоток из кубка, а Пигал от души пожелал ему захлебнуться.– Честнейшее существо во Вселенной, и вдруг такая промашка. Между прочим, это и в твоих интересах, Магус, поскольку твой лучший друг Кибелиус вместе с кентавром Семерлингом роют проход в легендарную хранилищницу гельфов со стороны Вефалии. Надо ли говорить, против кого в первую очередь направлены их усилия.

– А почему я должен тебе верить, Чернопалый? – Магус неожиданно для Пигала принял обличье Кибелиуса, а потом и кентавра Семерлинга, что произвело на несчастную Лулу очень сильное впечатление, а уж когда он предстал перед ней в обличье князя Тимерийского, она и вовсе потеряла сознание.

– Ты мне можешь не верить, Магус,– спокойно отозвался Андрей, ловко подхвативший на руки молодую женщину,– но расспроси в таком случае своего агента.

Никакого агента Пигал в зале не видел, кроме разве что... Это было еще одним потрясением сиринского магистра за сегодняшний день. И потрясением даже большим, чем первое, поскольку не было в окружности по крайней мере в сотню тысяч световых лет человека, которому он верил бы больше, чем досточтимому Весулию.

Игирийский канцлер смущенно откашлялся и опустил глаза долу. Судя по всему, остатки былой порядочности в нем сохранились и предавать людей со всесокрушающей наглостью, как это делал Тимерийский, он еще не научился.

– В некотором смысле князь прав,– сказал Весулий тихим голосом.

– Не крути, Весулий, я тебе не за это плачу,– взвизгнул Великий Магус.

– Кентавр Семерлинг и Великий Кибелиус действительно собираются проникнуть в Рогус, хотя я не советовал им это делать.

– Плевать они хотели на твои советы, Весулий.– Магус до того огорчился, что тут же из князя Тимерийского превратился в козлобородого старца.

– Ты не мог бы хоть во время серьезного разговора оставаться в приличном образе,– недовольно проворчал сиятельный.

– А чем, скажи на милость, тебе этот мой образ не по вкусу? – возмущенно проблеял козлобородый.– На тебя не угодишь, Чернопалый.