язык и имевшихся в библиотеках заказчиков — таких, как Нарышкины и Шереметевы, Апраксины и Голицыны.

Глубоко народное искусство — русская архитектура — было всегда искусством идейным, жизнеутверждающим. Новшества архитектурные становились девизом, боевым знаменем.

И недаром противники петровских реформ в те же годы подчеркнуто держались «чистой старины»: так бояре Милославские, родственные царевне Софье и оппозиционные Петру и нарышкинской партии, построили в своей усадьбе Аннине (районе нынешнего города Рузы) шатровый храм во вкусе XVI столетия. Этот интересный памятник архитектуры, воздвигнутый в знак протеста против новых веяний, сохранился до сих пор и наглядно свидетельствует в камне, как глубоко и остро происходила тогда идейная борьба в искусстве. Если сравнить аннинский шатровый храм, в котором все подчеркнуто традиционно, с Покровской церковью в Филях, новаторские черты этой церкви проступят необыкновенно ярко.

Зодчий Покровской церкви свободно пользуется сочной резьбой по белому камню на красном кирпичном фоне стен. Эта резьба так пластична, что уже приближается к скульптуре. В рисунки наличников, надкарнизных поясов и колонок смело введены мотивы западного барокко.

Внутри храма строитель отказался от полутемного, расчлененного столбами пространства владимиро-суздальских и ранних новгородских церквей. Он решает храм как единый высотный зал, хорошо освещенный из больших окон.

Внутреннее убранство церкви Покрова — это подлинная сокровищница деревянной резьбы. Особенно интересен иконостас — грандиозное сооружение, воздвигнутое от пола до верхних сводов.

Мне довелось побывать здесь во время реставрационных работ, когда многоярусные леса поднимались под самые своды, деля внутреннее пространство на горизонтальные пояса-площадки, на которых работали художники-реставраторы. На верхней площадке архитектор-реставратор Ирина Валентиновна Ильенко показывала мне подновленные росписи на сводах и изумительную резьбу иконостаса под самым куполом храма. Резьба эта тонко рассчитана на зрительное восприятие снизу.

Как и большинство русских церквей, храм Покрова построен на невысоком холме, над речным берегом. Он был виден издалека. Его отражение повторялось в воде старинного пруда, сохранявшегося еще в тридцатых годах. Теперь вокруг памятника — современный пейзаж бурно растущего городского района Фили — Мазилово, связанного новым мостом с районом Красной Пресни на том берегу. В этом окружении Покровский храм, несмотря на свое архитектурное совершенство, несколько проигрывает в сравнении с двумя другими памятниками той же поры, расположенными выше по Москве-реке.

Верховья нашей реки — красивейшие места Подмосковья. От Можайского моря до Звенигорода, от Звенигорода до Серебряного бора пейзажи речной поймы и высоких лесистых берегов меняются с каждым изгибом реки. Эти пейзажи приветливы, река ласковая, тихая, душевная. Плывешь ли по ней на байдарке, идешь ли пешком вдоль берега, срезая путь по прямой между речными петлями, — перед тобой все время красота природная и красота, созданная человеческими руками.

Километрах в пятнадцати ниже Звенигорода, за селом Успенским и санаторием «Сосны», на одном из приречных выступов Николиной горы издалека виден силуэт церкви, созданной по заказу графа П. Шереметева крепостным зодчим Яковом Григорьевичем Бухвостовым между 1694 и 1697 годом. Стоит церковь Спаса в сельце Уборах, некогда входившем в шереметевские владения.

Добираться до нее нам придется пешком, из Петрова-Дальнего или Успенского, но зато по дороге будет время припомнить жизнь самого Якова Бухвостова. История типическая и обыкновенная для Руси XVII столетия, необыкновенным был лишь талант крепостного мастера, рожденного в селе Никольском-Сверчкове под Дмитровом.

Крепостной крестьянин графов Татищевых, Яков Бухвостов оставил потомкам зримую память о своем выдающемся даровании. Он построил стены, башни и надвратную церковь Ново-Иерусалимского монастыря, а в Рязани — величавый и необычайно оригинальный собор. Этот собор строился в одно и то же время с церковью в Уборах.

Страстно преданный архитектурному искусству, вкладывая в свои постройки всю душу художника, Бухвостов не мог, разумеется, вести обе сложные постройки одновременно: шереметевский храм стоял в лесах, работы над ним приостановились.

Рассерженный вельможа пожаловался на мастера в Приказ каменных дел, сославшись на договор. В Рязань отправились уполномоченные, чтобы арестовать зодчего, но вернулись они с докладом, что «поймати себя он, Якунка, не дал и от них, посыльных людей, ушел». Видимо, рязанцы, дорожа мастером, сумели укрыть его.

Все же спор с всесильным боярином мог окончиться плохо для мастера. Его в конце концов разыскали, заключили в тюрьму, и Приказ каменных дел вынес приговор «бить его кнутом нещадно». Если бы Шереметев сам не попросил об отмене приговора, церковь в Уборах, вероятно, никогда не была бы закончена.

Время сберегло для нас творение зодчего — вот он, почти трехсотлетний храм, воздвигнутый над просторной речной излучиной.

Если из села Уборы выйти к пойме реки, обойти бухвостовский храм и спуститься с небольшой высотки, очерк храма ляжет на воду пруда или речной старицы, точно там, между желтых лилий-кувшинок и стеблей осоки, укрыто еще одно — зеркальное — повторение бухвостовского здания. Оно и похоже и не похоже на Покровскую церковь в Филях: тот же принцип «восьмерик на четверике», тот же тип храма «иже под колоколы», то же гульбище, но общее архитектурное решение и декоративный убор, может быть, даже превосходят по совершенству то, что было достигнуто в Филях!

Это тоже нарышкинское, или, как его еще именуют, московское, барокко. Но такая бездна изобретательности и выдумки применена здесь буквально в каждой детали, что в рамках одного стиля достигнуты совершенно новые эффекты. Трудно перечислить все тончайшие приемы декорации, придуманные талантливым мастером. Тут и особенно пластичная, будто вылепленная из глины, «трехлепестковая» форма притворов, придающая стенам скульптурную игру теней. Тут и необычайно щедрый белокаменный резной убор — витые колонки, изогнутые волюты; крученые, как сахарные леденцы, столбики, раковины алевизовского типа (как в Архангельском соборе Московского Кремля). Тут и богатейший, пышный узор наличников, которым не устаешь любоваться. Нужны часы времени, чтобы зарисовать хотя бы часть этих бесконечно разнообразных украшений.

Сейчас, когда интерес к памятникам отечественной культуры становится всеобщим, в село Уборы приходят многие экскурсанты, школьники и студенты — увидеть пейзаж и здание, сберечь для себя память о творческом подвиге крестьянина-зодчего Якова Бухвостова, завещавшего нам любовь к отечеству, его лугам и водам, отражающим творения дивной русской архитектуры.

О последнем из трех памятников XVII века над Москвой-рекой — всего несколько слов. Многим москвичам он хорошо известен, а людям приезжим стоит потратить часок-другой, чтобы взглянуть на него хоть издали.

Я говорю об удивительной по своим пропорциям и архитектурной отделке церкви, построенной, как доказано исследователями, тем же Яковом Бухвостовым в другой подмосковной усадьбе, принадлежавшей роду Нарышкиных, — селе Троице-Лыкове. Смелый очерк этого храма с его дополнительной парою куполов над боковыми притворами виден над высоким обрывом Москвы-реки, у самой Троице-Лыковской пристани.

Над восстановлением первоначального, изумительно нарядного