Мне довелось встретиться со многими великими учителями. Они просветили меня, дали мне знание о разных учениях и позволили обрести духовный опыт, чего я, несомненно, не заслуживал. Во всех этих учениях я вижу духовную красоту. Но куда, в какую сторону мне надо двигаться дальше с этого перекрестка? Куда должен привести меня мой путь ?

Той ночью я молился, чтобы Господь Сам направил меня. Незаметно для себя я заснул. Проснувшись посреди ночи, я увидел месяц, сиявший высоко в небе. Рядом с ним искрилась одна-единственная звезда. Это был символ ислама, знак повиновения Богу. Как понять, что хочет сказать мне Бог? Ответ пришел сам собой, и на сердце сразу стало спокойнее. Я понял, что тайна, которую я пытаюсь постичь, скоро откроется мне сама.

Из Гоа я морем вернулся в Бомбей и начал свое путешествие обратно в Гималаи. Сначала я доехал на поезде до Дели. Оттуда мой путь лежал на северо-запад, в город Патханкот, что на границе с Кашмиром. Из Патханкота я в кузове попутного грузовика добрался до Дхарамсалы, деревушки в предгорьях Гималаев в штате Химачал-Прадеш. Во всем чувствовалось приближение лета: лес был полон распускающихся цветов — оранжевых, желтых, фиолетовых и белых. Огромные древние деревья утопали в сочной зелени молодой листвы, и звуки дикой природы создавали бодрящую атмосферу. Высоко на горном хребте над Дхарамсалой располагался лагерь тибетских беженцев Маклеод Ганж. Там жил Далай-лама Тибета.

Готовясь к паломничеству в этот горный монастырь, я прочитал его книгу «Моя земля и мой народ». Лхамо Дхондруб родился к 1935 году в семье бедных тибетских крестьян, живших в скромном доме из камня и глины. Тибетский регент, временно исполняющий обязанности ламы, направил туда поисковую группу уважаемых монахов, поскольку ему было видение, что именно в этом доме родился новый Далай-лама. Когда мальчику исполнилось два года монахи под видом нищих странников пришли к его родителям, прося предоставить им кров. На шее одного из монахов висели четки предыдущего Далай-ламы. Ребенок, узнав четки, сразу же схватил их и потянул к себе. После еще нескольких посещений и ряда проверок и испытаний монахи пришли к заключению, что перед ними — четырнадцатое воплощение Чэнрэзига, Бодхисаттвы Сострадания. Считается, что он снова и снова рождается в этом мире как Далай-лама, чтобы давать народу Тибета духовное и политическое руководство.

Мальчика определили в монастырь в Лхасе, где его обучали и готовили к тому, чтобы стать главой государства и духовным лидером страны. В годы его детства Тибет процветал. Но в 1950 году туда вторглась китайская армия, и уже к 1959 году насилие и беспорядки разрывали страну на части. Далай-лама, по настоянию своих подданных, опасавшихся за его жизнь, вынужден был бежать со своей любимой родины. Перед этим он вознес молитвы в храме Господа Будды и сделал Ему подношение в виде белой шелковой шали. Это был знак расставания и обещание вернуться. С тяжелым сердцем снял он с себя монашеские одежды и, переодевшись в военную форму, под покровом ночи бежал из дворца.

Вместе с небольшой группой сопровождающих он, словно беглый преступник, скрывающийся от преследования, пересек труднопроходимое Тибетское нагорье. Снежные заносы, лютые морозы и проливные дожди не могли помешать им. Все это время сердцем он был со своим народом, размышляя о его скорбной участи. Больной, изможденный и охваченный, по его же собственным словам, «горем, которое невозможно описать словами», он наконец пересек границу с Индией.

Эта удивительная история изгнания, борьбы и преодоления препятствий произвела на меня такое сильное впечатление, что я почувствовал настоятельную необходимость посетить место, ставшее домом для духовного лидера тибетского буддизма. В то время, в 1971 году, Маклеод Ганж, скрывающийся среди высоких, поросших деревьями гор и горных долин, напоминал Тибет в миниатюре. Беженцы носили традиционные одежды и жили в деревянных и кирпичных домах, построенных в тибетском стиле — с драконами и другими мифическими существами, вырезанными из дерева или нарисованными сочными и яркими красками на столбах и арках. На склонах холмов паслись яки, неподалеку в уединении медитировало несколько паломников с Запада. Как и в Тибете, большинство мужчин здесь были буддистскими монахами. В центре лагеря располагалась большая прямоугольная площадь, окруженная молитвенными вертушками. Верующие обходили площадь, вращая вертушки и повторяя мантру Ом Мани Падме Хум. Я уже знал из книги, что этой мантрой тибетские буддисты призывают благословения Чэнрэзига — воплощенного сострадания, и что в этой мантре содержится учение Будды во всей его полноте.

Жители Маклеод Ганж были необычайно дружелюбны. Куда бы я ни направился, они неизменно приветствовали меня улыбками. невзирая на выпавшие им испытания и статус беженцев в иностранном государстве, они выглядели полностью умиротворенными. Я не встретил среди них ни одного нищего или мошенника. Все были вполне довольны жизнью. Одна семья пригласила меня в свой маленький домик и угостила тхупкой (традиционным супом с лапшой) и тибетским чаем с солью и маслом из молока яка. Этот чай хорошо помогал согреться в студеные гималайские ночи. Местные жители очаровали меня настолько, что я мог часами наблюдать за тем, как они хлопочут по хозяйству, а те в ответ широко улыбались мне.

Неподалеку от дома Далай-ламы стоял храм Будды с величественным божеством, сидящим в позе лотоса. Этому золотому божеству поклонялись как монахи, так и миряне: они подносили ему благовония, колокольчики, лампады и другие дары. Пуджа, церемония поклонения, очаровала меня. Монахи рассаживались в два ряда лицом друг к другу так, что божество Будды оказывалось между ними. Затем они начинали читать священные писания, записанные на не скрепленных друг с другом листах пергамента. Взяв лист из одной стопки и хором прочитав с него молитвы, монахи перекладывали его в другую стопку. Время от времени несколько монахов принимались дуть в длинные трубы, звенеть ритуальными колокольчиками, бить в большой гонг и стучать палочками по огромным барабанам. Когда церемония достигала кульминации, главный священнослужитель торжественно поднимал отлитый из латуни узорчатый скипетр. Этот скипетр, или дордже, действовал как приемник духовной энергии. Стены храма были украшены янтрами — яркими картинами, изображавшими историю и символику буддизма. Янтры должны были помочь верующим обрести просветление. Я сидел с монахами, которые медитировали или повторяли мантры, и аромат лампад и благовоний уносил мой ум в бескрайние дали.

Особенно меня поразило, с какой любовью и почтением тибетцы относятся к Далай-ламе. Для них он был непререкаемым духовным авторитетом, как Папа Римский для католиков, и в то же время он был наделен всей полнотой мирской власти, как самодержец. Фотографии ламы висели в каждом доме и в каждой лавке на самом видном месте.

Однажды рано утром, когда я медитировал в храме, ко мне подсел пожилой высокий лама, облаченный в бордовые одежды. Голова его была обрита, а шею украшали деревянные четки. Лама сказал, что уже несколько дней наблюдает за мной, и поинтересовался, есть ли у меня вопросы. С тех пор мы ежедневно проводили с ним по нескольку часов в разговорах. И вот однажды наступил особый день: мой новый знакомый предложил отвести меня на аудиенцию с самим Далай-ламой. Дом Далай-ламы стоял на поросшем лесом холме и охранялся вооруженными индийскими солдатами — его жизнь находилась под постоянной угрозой. Когда я прошел через контрольный пункт, меня отвели в комнату, украшенную красочными изображениями Будды и великих Бодхисаттв. На алтаре стояло великолепное металлическое божество Будды, украшенное цветами. Вокруг горели лампады, стояли колокольчики и другие атрибуты поклонения. В комнате курились благовония с хвойным ароматом.