Своему штабу я поставил задачу готовить наступление на Москву с таким расчётом, чтобы танковые корпуса имели возможность действовать на правом фланге, наступая вдоль московского шоссе, а пехотные корпуса наступали бы в центре и на левом фланге.

Я намеревался основной удар нанести своим правым флангом и, прорвав довольно слабый в это время фронт русских на данном участке, двигаться вдоль московского шоссе по направлению на Спас-Деменск и Вязьму, способствуя тем самым продвижению группы Гота, а затем развивать наступление на Москву. Увлечённый этими своими планами, я категорически воспротивился выполнить требование ОКХ, полученное мною 6 августа, которое заключалось в том, чтобы направить свои танковые дивизии для наступления на Рогачёв, расположенный у Днепра, далеко позади занимаемой мною линии фронта. Моя разведка установила в этот день, что на значительном расстоянии вокруг Рославля почти нет противника. В направлении на Брянск и к югу противник не был совершенно обнаружен на расстоянии 40 километров. Эти данные подтвердились и на следующий день.

К 8 августа уже можно было подвести некоторые итоги боёв за Рославль. Нашими войсками было захвачено большое количество пленных, танков и орудий. Эти итоги оказались чрезвычайно радостными и значительными.

Перед тем как перейти в наступление на Москву или предпринять какую-либо другую операцию, нам необходимо было предварительно выполнить ещё одно условие: обеспечить свой правый фланг у Кричева, расположенный глубоким уступом назад. Очистка этого фланга от войск противника была необходима ещё и для того, чтобы облегчить 2-й армии наступление на Рогачёв. Как командование группы армий «Центр», так и командование танковой группы полагали, что тем самым отпадёт необходимость отправки танковых сил в район действий 2-й армии и вызываемый продолжительными маршами большой износ материальной части (расстояние от Рославля до Рогачёва — 200 км, а туда и обратно — 400 км).

Оба штаба считали, что основной нашей целью должно явиться развитие наступления на Москву. Однако, несмотря на это, из штаба группы армий, очевидно под давлением ОКХ, всё ещё продолжали поступать неоднократные требования «перебросить некоторые танковые части в направлении на Пропойск (Славгород)». Все недоразумения, связанные с этими требованиями, были улажены решением генерала Гейера, желавшего избавиться от постоянного давления на свой правый фланг путём наступления на противника южнее Кричева в районе Милославичи. Я согласился с этим решением, получив также одобрение штаба группы армий, отказавшегося от своего требования послать танки в направлении на Пропойск (Славгород).

8 августа я отправился в корпуса и дивизии, расположенные в Рославле и южнее, а 9 августа присутствовал при наступлении 24-го танкового корпуса, находясь вместе с 4-й танковой дивизией, 35-й танковый и 12-й мотострелковый полки отлично вели наступление и были надлежащим образом поддержаны артиллерией полковника Шнейдера. 10 августа по неизвестным для меня причинам было получено приказание направить во Францию 2-ю танковую дивизию, которая до того находилась в резерве ОКХ. Наступление 2-й армии на Гомель за последнее время задерживалось плохим состоянием дорог.

К 10 августа войска группы находились: 7-я пехотная дивизия — в районе южнее Хотовиж; 3-я и 4-я танковые дивизии вели наступление юго-западнее Милославичи; 10-я мотодивизия — Милославичи; 78-я пехотная дивизия — в Слободе, её передовой отряд — в Бухано; 197-я пехотная дивизия — в Островая, её передовой отряд — в Алешня; 29-я мотодивизия — в Рославле; 23-я пехотная дивизия — на отдыхе севернее Рославля; 137-я и 263-я пехотные дивизии — на линии р. Десна; 268, 292 и 15-я пехотные дивизии — в районе ельнинской дуги; 10-я танковая дивизия — западнее Ельни; 17-я танковая дивизия — северо-западнее Елыни; 18-я танковая дивизия — восточнее Прудки; дивизия СС «Рейх» — северо-западнее Ельни, где находился также на отдыхе и доукомплектовывался полк «Великая Германия».

До настоящего времени все мероприятия, осуществлённые моей танковой группой, исходили из нашего представления о том, что как командование группы армий, так и ОКХ считают наступление на Москву наиболее решающей операцией. Я всё ещё надеялся на то, что, несмотря на результаты совещания в Борисове 4 августа, Гитлер в конце концов всё же согласится с этим, как мне казалось, наиболее разумным планом. Однако 11 августа мне пришлось похоронить эту надежду. ОКХ отклонило мой план наступления на Москву посредством нанесения основного удара из Рославля на Вязьму, считая этот план «неприемлемым». Никакого другого, более лучшего плана ОКХ не составило, проявив в течение последующих дней ряд бесконечных колебаний, что делало совершенно невозможным какое-либо перспективное планирование нижестоящими штабами. Командование группы армий, по-видимому, примирилось с тем, что мой план наступления был отклонён, хотя ещё 4 августа оно поддерживало его. К сожалению, мне не было тогда известно, что несколькими днями позже Гитлер согласился с идеей наступления на Москву, причём его согласие зависело от выполнения определённых предварительных условий. Во всяком случае, ОКХ не смогло тогда воспользоваться этим мимолётным согласием Гитлера. Через несколько дней дело снова повернулось иначе.

13 августа я посетил линию фронта по р. Десна восточнее Рославля, проходившую по обеим сторонам московского шоссе. С болью в сердце я наблюдал; как войска в полной уверенности в том, что в ближайшее время они будут наступать на русскую столицу, уже заготовили дорожные щиты и указатели с надписями «на Москву». Солдаты 137-й пехотной дивизии, с которыми мне приходилось беседовать при моём посещении передовой линии, только и говорили о возобновлении в ближайшем будущем наступления на восток.

К 14 августа успешно закончились бои, которые 24-й танковый корпус вёл в районе Кричева. Захвачено было много пленных, артиллерийских орудий и других трофеев. Наши войска захватили Костюковичи.

После того как моё предложение о наступлении на Москву было отклонено, я внёс вполне логичное предложение вывести войска из уже не нужной нам ельнинской дуги, где мы всё время несли большие потери. Однако командование группы армий и ОКХ отклонили и это моё предложение, которое исходило из необходимости сбережения человеческих жизней. Оно было отклонено под нелепым предлогом, что «противнику на этом участке фронта ещё труднее, чем нам».

В течение дня 15 августа мне пришлось затратить немало усилий, на то, чтобы убедить моих начальников отказаться от своего намерения воспользоваться успехом 24-го танкового корпуса для перехода в наступление на Гомель. В моих глазах такой марш корпуса в направлении на юго-запад был равносилен отступлению. Командование группы армий для осуществления этой цели пыталось взять из корпуса одну танковую дивизию, не учитывая, однако, то обстоятельство, что силами одной дивизии невозможно осуществить такую операцию. Пришлось бы ввести в бой весь 24-й танковый корпус, а его левый фланг обеспечить силами других соединений. Кроме того, начиная с 22 июня 1941 г., войска 24-го танкового корпуса ещё не имели ни одного дня отдыха и крайне нуждались в некотором перерыве в боевых действиях для приведения в исправность материальной части. Не прошло и полчаса после того, как мне удалось добиться согласия на это командования группы армий, как из ОКХ было получено приказание отправить одну танковую дивизию в направлении на Гомель.