В соседней комнате тявкнул Сажит.

– Тихо! – крикнул капитан, ненавидевший, когда посторонние вторгались в его приятные размышления. Стало тихо. Он опять потянулся к кальяну. Со двора донесся негромкий плеск – Клер наливала воду. Торранс улыбнулся, предвосхищая приятную процедуру омовения, легкие прикосновения мягкой губки.

Кто-то, наверное Сажит, попытался открыть дверь из передней комнаты.

– Проваливай! – крикнул капитан, и тут дверь дрогнула от мощного удара.

Запор выдержал, хотя из щелей в штукатурке по обе стороны от дверной коробки и посыпалась пыль. Торранс приподнялся – что же это такое? – но тут второй удар, еще более сильный, потряс дверь, и он вздрогнул. От стены отвалился огромный, с письменный стол, кусок замазки. Капитан спустил ноги с гамака. Где, черт возьми, пистолеты?

От третьего удара вздрогнул уже весь дом. Державшая запор скоба не выдержала, выскочила из стены, и дверь распахнулась, едва не сорвав муслиновую занавеску. Торранс увидел человека в индийском облачении, но рассматривать его не стал, а выпрыгнул из гамака и метнулся через комнату к разбросанной на полу одежде – пистолет был где-то там.

Незнакомец схватил его за руку и крепко стиснул запястье.

– Вам он не понадобится, сэр, – произнес знакомый голос, и капитан обернулся, морщась от боли. Одежда незваного гостя была заляпана кровью, за поясом торчал тулвар, а лицо закрывала темная повязка. Тем не менее Торранс узнал его и побледнел. – Явился для несения службы, сэр, – сказал Шарп, забирая пистолет. Капитан не сопротивлялся. Он мог бы поклясться, что кровь на тулваре и одежде еще свежая и даже не успела застыть. Кровью же был перепачкан и кинжал с коротким широким лезвием, который Шарп держал в руке.

Она даже капала на пол.

Торранс жалобно пискнул.

– Кровь Сажита. И ножичек тоже его. – Гость бросил окровавленное оружие на стол, где лежали россыпью золотые монеты. – Что молчите, сэр? Язык проглотили?

– Шарп?

– Никак нет, сэр. Прапорщик Шарп умер. Его, видите ли, продали Джаме. Вспомнили, сэр? А там, значит, иудины денежки? – Он бросил взгляд на рупии.

– Шарп, – повторил капитан. Ничего другого он почему-то сказать не мог.

– Я его призрак, сэр. – Это походило на правду хотя бы потому, что сам Торранс выглядел так, словно действительно встретился с привидением: он был бледен и трясся от страха. Прапорщик поцокал языком и неодобрительно покачал головой. – Наверно, мне не следует называть вас "сэром", а, сэр? Как-никак мы ведь с вами офицеры и джентльмены. Где сержант Хейксвилл?

– Шарп... – промычал Торранс, мешком падая на табурет. – Но мы слышали, будто вас захватили в плен. Маратхи...

– Так точно, сэр, захватили. Но только не враги. По крайней мере не те враги. – Шарп осмотрел пистолет. – Не заряжен. И что же вы собирались делать, сэр? Забить меня до смерти рукояткой?

– Пожалуйста, подайте мой халат, – попросил капитан, жестом указывая на крючок, с которого свисал шелковый халат.

– Так где же все-таки Хейксвилл? – Шарп сдвинул тюрбан, открыл замок пистолета и, сдув с полки пыль, поскреб ногтем корку спекшегося пороха.

– Он на дороге.

– На дороге? Вот как! Принял мои обязанности, а? Пистолет надо чистить, сэр. За оружием должно ухаживать. Посмотрите. Видите ржавчину на пружине? Такая дорогая вещь, а портится. Просто стыд, сэр. Вы не на патронах сидите?

Торранс покорно оторвал задницу от кожаной сумки, в которой держал порох и пули для пистолета, поднял ее и протянул гостю. Он даже собрался было взять халат, но, подумав, решил, что любое подозрительное движение может иметь неприятные последствия, если огорчит гостя.

– Рад видеть вас живым. Вы даже не представляете, как мы все за вас...

– Неужели, сэр? – перебил его Шарп.

– Конечно.

– Тогда почему вы продали меня Джаме?

– Продал? Вас? Не смешите меня. Разумеется... Нет! – Крик вырвался, потому что дуло пистолета повернулось вдруг к нему, и перешел в стон, когда Шарп ударил капитана по щеке. Торранс потер щеку и посмотрел на пальцы. Кровь! – Шарп...

– Заткнитесь, сэр, – грубо бросил прапорщик и уселся на стол. – Я разговаривал с Джамой вчера ночью. Он пытался убить меня. Выставил двух джетти. Знаете, сэр, кто такие джетти? Силачи. И очень религиозные. Да вот только молились они, видать, не тому богу, потому что одному я перерезал горло, а второго оставил без глаз. – Он помолчал, выбирая пулю. – Так вот, после драки я поговорил с Джамой и узнал много интересного. Про то, как вы торговали с ним и его братом. Что продавали. Вы, оказывается, предатель, сэр.

– Шарп...

– Я же сказал – заткнитесь! – рявкнул Шарп. Он вставил пулю, вытащил короткий шомпол, забил свинцовый шарик в дуло и уже более спокойным тоном продолжал: – Дело в том, сэр, что я знаю правду. Всю. Насчет вас. Насчет Хейксвилла. Насчет Джамы и Наига. И как вы сговорились с ними. – Он улыбнулся, вернул шомпол на место и покачал головой. – А я думал, что офицеры не опускаются до таких преступлений. Знал, что люди продажны и подлы, потому что и сам был продажен и подл, но что еще остается тому, у кого ничего нет? Но вы, сэр? Вы же имели все, чего только можно желать. Богатых родителей, хорошее образование.

– Вы не понимаете...

– Понимаю, сэр. Понимаю. Посмотрите на меня. Моя мамаша была шлюхой и не очень хорошим человеком, с какой стороны ни погляди. Она бросила меня, потом умерла, и мне ничего от нее не досталось. Ничего, черт возьми! Так вот, сэр, дело в том, что если я пойду к генералу Уэлсли и расскажу ему, что вы продаете врагу мушкеты, то, как по-вашему, кому он поверит? Вам, рожденному в почтенной семье и получившему приличное образование, или мне, сыну потаскухи? – Прапорщик взглянул на капитана, как будто в ожидании ответа, но ответа не последовало. – Конечно, он поверит вам, согласны? А мне не поверит никогда, потому как я не настоящий джентльмен. Вы понимаете, сэр, что это значит?

– Шарп?

– Это значит, сэр, что справедливости ждать нечего. С другой стороны, вы ведь джентльмен и знаете, что и как делать, верно? – Шарп соскочил со стола и, подойдя к Торрансу, протянул пистолет рукоятью вперед. – Держите у уха, сэр, – посоветовал он, – или вложите в рот. Крови будет больше, зато вернее.

– Шарп! – воскликнул капитан и обнаружил, что больше сказать нечего. Пистолет вдруг сделался невероятно тяжелым.

– Больно не будет, сэр, – утешил его гость. – И глазом моргнуть не успеете, как будете мертвы. – Он начал сгребать лежащие на столе монеты в кожаный мешочек. За спиной сухо щелкнуло. Шарп обернулся, увидел направленное ему в лицо дуло, нахмурился и покачал головой. – А я-то думал, вы джентльмен, сэр.

– Главное, что я так не думал, – прошипел Торранс и, поднявшись с табурета, шагнул навстречу гостю. – Я один стою десяти таких, как ты. Поднялся из низов? И кем стал? Ты хоть понимаешь, кем ты стал? Везунчиком. Но не настоящим офицером. Им тебе не быть никогда. Тебя никогда и нигде не примут за своего. Тебе нигде не будут рады. Тебя будут только терпеть, потому что у офицеров есть манеры, но не больше того. Ты не рожден для этого. – Торранс рассмеялся, заметив, как потемнели от ненависти глаза его собеседника. – Боже, как же я тебя презираю! Ты похож на разряженную обезьяну, потому что даже форму не умеешь носить, как требуется. Во что тебя ни наряди, ты все равно будешь похож на крестьянина, потому что ты и есть крестьянин. У офицера должен быть стиль! Офицер должен быть остроумным! А ты только и умеешь, что хрюкать да сопеть. Знаешь, кто ты? Ты – конфуз, ты... – Он остановился, подбирая подходящее оскорбление и, не найдя, огорченно тряхнул головой. – Ты – дубина! Да, точно, именно так. Дубина! И лучшее, что я могу для тебя сделать, это прикончить. – Торранс улыбнулся. – Прощайте, мистер Шарп. – Он потянул за спусковой крючок.