Если по пути и встречались какие-то признаки жар-птицы, для меня они оставались невидимыми, но я видела напряжение на лице Мала, его глубокую решимость. Я уже видела ее, когда мы охотились на оленя, а затем в водах Костяной тропы.

По словам Толи, на каждой карте Цера-Хуо отмечалась по-разному, и мы никак не могли знать наверняка, что именно там обнаружится жар-птица. Но это дало Малу направление, и теперь он двигался в своем неуклонном, обнадеживающем стиле, словно все в этом диком мире ему уже знакомо, и он знал все его секреты. Остальные же отнеслись к этому как к игре – угадай, какой дорогой он поведет нас дальше.

– Что ты видишь? – раздраженно спросил Хэршоу, когда Мал свернул с прямой тропинки.

Тот пожал плечами.

– Скорее, вопрос в том, чего я не вижу, – он указал на стаю гусей, летящих на юг острым клином. – Я сужу по тому, как летят птицы, как животные прячутся в подлеске.

Хэршоу почесал Накошку за ухом и громко прошептал:

– А говорят, что я сумасшедший.

По прошествии стольких дней я начала терять терпение. Мы проводили слишком много времени в пути, предаваясь собственным мыслям, а в мои мысли забредать небезопасно. Прошлое кишело ужасами, а от будущего нарастала паника и перехватывало дыхание.

Однажды моя сила казалась чудом, но каждый бой с Дарклингом напоминал о границах моих возможностей. «Тут и сражаться нечего». Несмотря на количество смертей, которым я стала свидетелем, несмотря на мое отчаяние, я ни на йоту не приблизилась к пониманию и овладению скверной. В какой-то момент меня возмутило спокойствие Мала, его уверенный шаг.

– Думаешь, она там? – спросила я одним вечером, когда мы спрятались в густом скоплении сосен, чтобы переждать бурю.

– Трудно сказать. С тем же успехом я могу охотиться на крупного ястреба. В основном я прислушиваюсь к своей интуиции, а это всегда заставляет меня нервничать.

– Непохоже, что ты нервничаешь. Я бы даже сказала, что ты абсолютно расслаблен, – в моем голосе прорезались нотки раздражения.

Мал покосился на меня.

– Так бывает, когда никто не грозится тебя искромсать.

Я промолчала. Мысль о ноже Дарклинга чуть ли не утешала – простой страх, конкретный, терпимый.

Он прищуренно посмотрел на дождь.

– Меня утешает еще кое-что… то, что Дарклинг сказал в часовне. Он считал, что нуждается во мне, чтобы найти жар-птицу. Как бы мне ни претило это признавать, именно поэтому я знаю, что способен это сделать – потому что он был так уверен.

Я его понимала. Вера Дарклинга в меня опьяняла. Мне не хватало той же уверенности, понимания, что мы со всем разберемся, что кто-то полностью владеет ситуацией. Сергей побежал к Дарклингу в поисках этого же обнадеживающего ощущения. «Я просто хочу снова почувствовать себя в безопасности».

– Когда придет время, ты сможешь убить жар-птицу? – спросил Мал.

Да. Хватит с меня сомнений. Дело не только в том, что у нас нет других вариантов или что мы так много возлагали на могущество третьего усилителя. Я просто стала достаточно безжалостной и эгоистичной, чтобы забрать жизнь у другого существа. Но я скучала по девочке, которая проявила милосердие к оленю, которой хватало сил отвернуться от зова власти, которая верила во что-то большее. Очередная жертва этой войны.

– Она до сих пор кажется нереальной, – сказала я. – Но даже если жар-птица существует, ее может быть недостаточно. У Дарклинга есть своя армия. Союзники. А у нас… Группка отщепенцев? Татуированных фанатиков? Даже если учесть мощь всех усилителей, силы неравны.

– Вот спасибо! – кисло произнесла Зоя.

– Но она права, – заметил Хэршоу, прислонившись к дереву. Накошка сидела у него на плече, пока он подкидывал маленькие огоньки в воздух. – Я вряд ли смогу составить должную конкуренцию.

– Я не это имела в виду, – возразила я.

– Этого будет достаточно, – твердо заявил Мал. – Мы найдем жар-птицу. Ты сразишься с Дарклингом. И мы победим.

– А что потом? – на меня вновь начала давить паника. – Даже если мы одолеем Дарклинга и я уничтожу Каньон, Равка будет уязвима.

У нас не было ни наследника Ланцовых. Ни Дарклинга. Только тощая сиротка из Керамзина со случайным войском, которое удастся собрать из выживших гришей и остатков Первой армии.

– Есть еще Апрат, – напомнил Толя. – Может, священнику и нельзя доверять, но твоим последователям – можно.

– И Давид полагал, что сможет исцелить Николая, – вставила Зоя.

Я повернулась к ней с нарастающим гневом.

– Думаешь, фьерданцы станут ждать, пока мы найдем лечение? А шуханцы?

– Тогда заключим новый альянс, – предложил Мал.

– Продадим мою силу по наивысшей цене?

– Для этого существуют переговоры. Ты выставишь собственные условия.

– Обсужу брачный контракт, выберу фьерданского аристократа или шуханского генерала? В надежде, что новый муж не убьет меня во сне?

– Алина…

– А куда пойдешь ты?

– Я останусь с тобой так долго, как ты того захочешь.

– Благородный Мал. Будешь стоять ночью на страже у моей спальни?

Я знала, что это несправедливо, но на тот момент мне было все равно.

Он сжал челюсть.

– Я сделаю все, что потребуется, чтобы обеспечить твою безопасность.

– Склонишь голову. Будешь выполнять свой долг.

– Да.

– Правой, левой. Вперед, к жар-птице. Продолжай шагать, как хороший солдатик.

– Все верно, Алина. Я солдат. – Я подумала, что он наконец сломается и ввяжется в желанную, необходимую ссору. Вместо этого Мал встал и стряхнул капли с пальто. – И я продолжу шагать, поскольку жар-птица – единственное, что я могу тебе дать. Ни денег. Ни армии. Ни крепости на вершине горы, – надел рюкзак. – Это все, что я могу предложить. Все тот же старый фокус.

Мал вышел под дождь. Я даже не знала, чего хотела больше: побежать за ним и извиниться или толкнуть его в грязь.

Зоя дернула элегантным плечиком.

– Я бы предпочла изумруд.

Я уставилась на нее, затем помотала головой и испустила нечто среднее между смешком и вздохом. Мой гнев утихомирился, бросив меня в одиночестве – жалкую и смущенную. Мал этого не заслуживал. Никто из них.

– Простите, – пробормотала я.

– Может, ты проголодалась? – спросила Зоя. – Я всегда злюсь, когда голодна.

– То есть ты всегда голодна? – полюбопытствовал Хэршоу.

– Ты еще не видел меня злой. А когда увидишь, тебе понадобится очень большой платок.

Он фыркнул.

– Чтобы вытирать слезки?