Норт помогает мне выйти из машины, а затем направляет меня в ресторан и к столу, положив твердую руку мне на спину. Кожа под его ладонью теплая и покалывающая, и я должна сказать своей связи, чтобы она успокоилась, потому что мы его ненавидим. Он не заботится обо мне, он привел меня сюда не как свою любимую Связанную, я просто пешка в его шахматной игре.

Все остальные члены совета встают со своих мест, когда видят, что мы приближаемся. Мои колени начинают дрожать, потому что это чертовски большое давление, которое было оказано на меня без какого-либо предупреждения или наставления. Он просто ожидает, что я буду знать, что, черт возьми, здесь делать, и, честно говоря, я, вероятно, все испорчу, сама того не желая.

Здесь по меньшей мере двадцать человек, и все они знают мое имя, приветствуют меня, как приветствуют Норта, и я чувствую себя идиоткой, стоя там с ним в платье, накрашенной, на каблуках и с чертовой лавандовой прической!

Все они оглядывают меня с ног до головы, оценивая каждый дюйм моего тела, и это заставляет меня чувствовать себя ценной свинкой на сельской ярмарке. Каждый из них хочет оценить все мои качества — длину моих ног, голубые тона моих глаз, то, насколько прямо я стою, — и поставить мне соответствующую оценку. Я могу сказать, кто из них считает меня желанной, и эта неистовая ярость снова вспыхивает во мне.

Норт выдвигает для меня стул, и я тихо бормочу «спасибо», осторожно сажусь, разглаживая платье на бедрах и пытаясь устроиться поудобнее.

Я чуть не выпрыгиваю из собственной шкуры, когда Норт наклоняется, чтобы поцеловать меня в макушку, как будто я для него какой-то драгоценный человек, и мне приходится прикусить язык. Все это акт, демонстрация единства и контроля, так что нет никаких сомнений в его силе и честности.

Я точно знаю, сколько пыток я могу выдержать, и в этой комнате нет никого, кто мог бы вытянуть из меня эту правду; Норт на самом деле чертовски великий член совета.

Я согласна с каждым обрывком сплетен о его политике и планах, которые я слышала с тех пор, как меня затащили в кампус Дрейвена, например, с тем, что сообщество Одаренных делает больше, чтобы помочь одаренным или найти лучшие решения для осиротевших Одаренных детей сейчас, когда Сопротивление похищает и убивает так много из них. Он не хочет сидеть сложа руки и смотреть, как страдают люди, он активно заботится о безопасности и выравнивает разрыв в благосостоянии между семьями из высшего общества и одаренными людьми из районов с низким доходом.

У меня нет другого выбора, кроме как изображать послушную Связанную.

Я нацепляю на лицо милую улыбку и устанавливаю зрительный контакт с каждым человеком за столом. Когда Норт садится рядом со мной, я кладу свою руку в его на столе, чтобы все могли видеть, потому что если ему разрешено устраивать шоу, то и мне тоже.

Он не реагирует, кроме того, что его пальцы слегка напрягаются от моего прикосновения, и я стараюсь не думать о том, что моя связь откликается на ощущения моей кожи на его. Черт, как я собираюсь пережить этот ужин, не сломавшись к чертовой матери и не набросившись на него? Это чертовски тяжело, но я сохраняю улыбку приклеенной к своему лицу, даже когда моя собственная связь начинает скорбеть внутри меня.

— Значит, в твоем мире снова все хорошо, Дрейвен? — говорит пожилой, солидного вида мужчина на другом конце стола. Он достаточно красив, но есть что-то отталкивающее в улыбке на его лице.

Его спутница — худая, отчаянно выглядящая женщина, сидящая рядом с ним с насмешкой, направленной в мою сторону. Она даже не пытается скрыть свое презрение ко мне, и я ловлю себя на том, что сажусь прямее, принимаю боевую позу, потому что нет ничего лучше взгляда, выражающего отвращение, чтобы заставить меня приготовиться к драке.

— Олеандр потребовалось некоторое время, чтобы найти себя. У нее есть дикая жилка, которую никто из ее Связанных не хотел подавлять, хотя мы рады, что она снова с нами.

Его голос ровный и насыщенный, он указывает на мои волосы, как будто их цвет только доказывает, что со мной трудно справиться, а не то, что я просто девятнадцатилетняя девушка с самостоятельностью и собственным чувством индивидуальности.

Я улыбаюсь и хлопаю ресницами, глядя на него, как будто он сделал мне комплимент, и мы совершенно синхронны, никаких проблем, я в полном восторге от того, что мы застряли вместе на всю жизнь из-за этой дурацкой связи.

Его пальцы снова сжимаются вокруг моих, и я не знаю, предупреждает ли он меня прекратить это или показывает удивление тем, как легко я решила согласиться с этим дерьмом, которое он мне навязывает.

— Я, например, очень рада видеть вас двоих вместе. Норт слишком много сделал для нашего народа, чтобы его оставил непослушный ребенок, — говорит женщина, сидящая слева от меня.

Ее глаза впиваются в мои, и я делаю все возможное, чтобы не отвести взгляд, не съежиться перед этой демонстрацией власти, которую она пытается показать. Она идеально накрашена, ее волосы тщательно заколоты, а платье разрезано на груди так, что сквозь изумрудно-зеленое кружево просвечивают намеки на ее сиськи, что делает ее воплощением элегантности. Она смешивает коктейль со своим даром, водя пальцем над ободком в непринужденном жесте силы, за которым с опаской наблюдают довольно многие члены Совета за столом.

Это заставляет меня задуматься, на что они все способны.

Норт тихонько посмеивается и тянет меня за руку под столом, так что наши соединенные руки ложатся ему на бедро. Глаза женщины следят за движением, и я вижу, как она вздрагивает. о мой Бог. О, мой гребаный Бог, это еще одна из его бывших любовниц здесь, чтобы поиздеваться надо мной, потому что она злится, что я его Связанная. Она сидит там и несет мне всякую чушь не потому, что я оставила свою связь, а потому, что она злится, что я вернулась, и теперь ей приходится соперничать со мной.

Что ж, шутки в ее сторону, я не хочу иметь ничего общего с этим бессердечным ублюдком. Моя улыбка превращается в оскал зубов.

— Я осознаю, насколько велик мой Связанный, спасибо.

Может, этот ужин уже закончится, пожалуйста?

Чего-то такого простого, как выяснение того, что мой Связанный развлекался с одним из наших гостей на ужине, достаточно, чтобы изменить мои планы выступить единым фронтом.

Норт сразу же чувствует