– То-то я чую, как сильно подморозило. Но вроде всё тихо, даже ветер стих.

– Это перед непогодой бывает, скоро начнётся.

– Хорошо. Места тут много, выбирай что по нраву.

– Я там под деревьями встану, – указал я в дальний угол поляны и дал понюхать подбежавшей собаке руку, мы разбудили её своим разговором.

Впрочем, не только её, откинув край шкуры, завозился и встал лежавший с краю мужчина, что хрипло спросил:

– Тимофей, что там малец треплет, что за непогода надвигается?

– Батька Тарас, похоже, парень не шутит, я и сам чувствую, что-то идёт, а вы знаете, как мои раны на непогоду болят. Вот и пёс тоже тревожится.

Этот мужичок, которого назвали Тарасом, снял с треноги чайник, тот неподалёку от костра висел, и сделал несколько глотков горячей воды из носика, после чего стал будить людей. Причём, судя по разговорам, я понял, что тот не старший в обозе, а старший охраны, он ещё перед купцом отчитывался, что дал добро на его действия и сам стал помогать. А что с краю лежал, так то жребий выпал. Сам я поглядывал за обозниками, уже обустраиваясь на выбранном месте. Тут небольшая низина была, и снега надуло. Достав лопату, я быстро расчистил место для шатра. Причём не просто откидывая его, а прорезая квадратами, снежными кирпичами, и откладывая в сторону штабелем, после чего передал её подскочившему обознику, они тоже расчищали место и рубили лапник с другой стороны поляны на берегу, сооружая шалаши, и, прихватив топорик, быстро направился к дальним елям. Кстати, весь низ у них до меня обкорнали на лапник, сколько тут обозов было, пришлось подальше уходить. Я там и ветки длинные для основы шатра нашёл, слеги, и волоком притащил в лагерь вместе с охапкой лапника.

Мне не помогали, обозники делали не несколько шалашей, как я думал, а один большой, что мог вместить до тридцати человек, с местом для очага в центре. Руководил всеми тот самый начальник охраны и, судя по его словам и комментариям к проделанной работе, дело тот своё знал туго, руководил правильно и как строить такие шалаши знал отлично. А я сбил каркас, увязывая слеги верёвками, упёр в землю боковые планки, привязывая их сверху к слеге, с просветом в ладонь между ними, да и накрыл парусиной. Хватило хорошо, даже вход мог захлопнуть. Потом внутри лапника накидал, но к противоположной стенке, у входа оставил свободную землю. Уже ветер поднялся, с ног ещё не сбивал, но трепал одежду хорошо. Санки я поближе подтащил, шкуру медвежью в свой шатёр убрал, расстелив её, а потом стал брать снежные кирпичи и делать кладку вокруг шатра, поднимая её всё выше и выше. До пояса хватило, дальше лопатой, мне её уже вернули, стал накидывать снег на бока палатки, делая снежную гору, кладка как основа была. Я ещё лопатой трамбовал этот снег, чтобы тот укрепился и застыл. Получилось как дом эскимосов – иглу. Это встретило полное понимание у начальника охраны обоза, тот даже похвалил меня, когда подходил знакомиться. Я представился свободным охотником из-под Москвы, иду на Муром. Однако три десятка здоровых мужиков закончили за этот час свой шатёр быстрее, чем я, но у них ещё лошади были, и вот дальше занимались навесом для них. Стены из снега делали, оттого и нужна была лопата, а сейчас шустро укладывали ветки и лапник на крышу. Сам-то я со снегом тоже закончил, от холода и ветра защитит, но теперь побежал в лес за дровами, волоча за собой пустые санки. Я собирался небольшой костерок разжечь у входа внутри укрытия, тут и готовить, и греться. Кто его знает, сколько непогода будет длиться, запас солидный нужно сделать. Все вещи и припасы я уже занёс в палатку, но вот с хворостом было плохо, все, кто тут лагерем раньше стояли, всё подобрали и срубили, поэтому я ушёл далеко, но вязанку большую, от которой санки проваливались и спина ныла, а я ещё вязанку на себя нагрузил, собрать смог и вернулся обратно. Сделал три ходки. Должно хватить. Часть хвороста уложил в шалаше, остальное справа от входа стопкой. В последнюю ходку уже совсем худо было, едва нашёл поляну с лагерем, вьюга чуть не запутала меня, не закружила, сбивая с пути.

Дальше забрался в свой шатёр, вход санями подпёр, положив их набок, лишь оставил сверху небольшое отверстие, чтобы дым уходил, и стал разжигать костёр. Поначалу дело не ладилось, однако я заранее запас сухой древесной пыли, мха и тонких веточек для розжига в санях возил. Так что костерок разжечь смог, а потом уже нормальный костёр, но небольшой, помнил, где нахожусь. Предварительно мне пришлось очистить землю от всего, а потом топориком рубить землю для ямки. Всё, что нарубил, выкинул подальше от входа, но место для очага глубиной сантиметров двадцать было готово, даже согрелся. Дым уходил в дымоход в складках шатра наверху, пришлось снегом их протереть, чтобы в тепле намокли, а то углями могло прожечь, а я, сидя на шкуре, срезал стружки с ветки и стал делать одну ногу треноги с вырезанной рогаткой. Сделал одну, потом вторую, а снаружи уже настоящая буря была, не выйти, сдует, вон, если бы я не накрыл свой шатёр снегом, его бы тоже сдуло к чёрту, а так нормально, только слегка шумно. Сделав треногу, я достал ледяную промороженную кашу и повесил её над костерком, и почти сразу рядом – набитый плотно утрамбованным чистым снегом двухлитровый котелок, травяного настою потом попью, с мёдом. Горячего хочу.

Поужинал я нормально, костёр подсушил за это время ямку, не шипела та мокрой промороженной землёй, вытаивая её. В общем, нормально. Единственно, о чём я подумал, желательно с собой возить жаровню, вот так на голой земле, где раньше снег лежал, костры разводить настоящая мука, часто гасли, и приходилось раздувать. Ладно, на улице это происходило, но в укрытии, как сейчас, сплошной дым, и под першение в горле и слёзы из глаз приходилось раздувать угли, подбрасывая ветки посуше. С жаровней такого нет, и насколько она облегчит жизнь, я теперь понимал отлично. Да даже простой железный лист и то хорошо было бы, положил на две палки, чтобы до земли не доставал и разводи костёр. Обязательно куплю, как окажусь на первом же торге.

Каша стала подгорать по бокам котелка, уже шипела жиром и таявшей водой, что кристалликами замёрзла в ней. Убедившись, что уже можно её ковырять, я так и сделал, достал сковороду и стал укладывать на неё куски каши, дальше та продолжала таять на сковороде, я хорошую горку наложил, есть хотелось. Полкотелка как раз уместилось, остальное прикрыл полотенцем и отставил в сторону в угол у входа. Это на утро, завтракать буду. Когда каша была готова, шкворчала на сковороде, я снял её с углей, чихнув в сторону от попавшего в нос дыма, и, отсев на край шкуры, положил сковородку перед собой и стал неторопливо есть. Прямо так ел, перекладывать кашу в миску я не стал. Сухари у меня ещё были, вот и хрустел ими с кашей. А потом и вода закипела, полтора литра вышло. Сыпанул внутрь заварки, и пока та доходила, я кашу доел.

Убедившись, что искры на расстеленную медвежью шкуру не попадают, до неё от костра около метра было, я пробрался к своим вещам, а они горкой были свалены у противоположной стенки укрытия, и стал разбираться с ними. Даже дублёнку скинул, убежище прогрелось, тепло стало. Тюк с боярской шубой раскатал, мне нравилось спать в ней, отлично грела, но сейчас отложил в сторону. Рогатину положил так, чтобы сразу под рукой была, как проснусь. С лука снял тетиву и убрал в сторону, как и колчан со стрелами. Топорик тоже под руку. Остальное перебрал и уложил стопками по левому борту укрытия, с правого осталось чуть больше метра, как раз мне улечься, вытянув ноги. После каши чувствуя приятную сытость, хорошо поужинал, я попил чаю, заедая ложкой мёда, и, довольно похлопав себя по животу, стал готовиться к отходу ко сну, а чего ждать, тем более сам устал и глаза от сытости слипались. Гасить костёр я не стал, тем более там уже одни почти прогоревшие угли оставались, я дождался, когда они окончательно прогорят, потушил снегом ещё тлеющие, после чего, убедившись, что костёр потух, лишь слегка теплом отдаёт, закрыл дымоход, оставив едва видимую щель, чтобы было чем дышать, и, завернувшись в шубу, спокойно уснул. Как-то сразу, как будто свет выключили, и шум ветра, от которого даже моё убежище тряслось и как будто шаталось, но это лишь иллюзия, не помешали мне в этом.