О том, каким бы мог быть Храм Христа Спасителя, если бы проект Витберга осуществился, мы можем судить по запискам архитектора: «Я пламенно желал, чтобы храм сей удовлетворил требование царя и был достоин народа. Россия, мощное, обширное государство, столь сильно явившееся в мире, не имеет ни одного памятника, который был бы соответственен ея высоте. Я желал, чтобы этот памятник был таков. Но чего можно было ждать от наших художников, кроме бледных произведений школы, бесцветных подражаний! Следовательно, надлежало обратиться к странам чуждым. Но разве можно было ждать произведения народного, отечественного, русско-религиозного от иностранца? Его произведение могло быть хорошо, велико, но не соответствовать ни мысли отечества, ни мысли государя. Я понимал, что этот храм должен быть величествен и колоссален, перевесить, наконец, славу Храма Петра в Риме, но тоже понимал, что, и выполнив сии условия, он ещё будет далек от цели своей. Надлежало, чтоб каждый камень и все вместе были говорящими идеями религии Христа, основанными на ней, во всей её чистоте нашего века; словом, чтоб это была не груда камней, искусным образом расположенная; не храм вообще – но христианская фраза, текст христианский. Но каков же храм чисто христианский? «Вы есте храм Божий и Святой Дух в вас обитает». И следовательно, из самой души человека надлежало извлечь устройство храма»[159].

12 октября 1817 года, через пять лет после того, как французы оставили Москву и бросились бежать из России по Калужской дороге, произошла торжественная закладка храма на Воробьевых горах в присутствии императора Александра Павловича. Закладка была совершена весьма торжественно, особенно запомнились многим слова архиепископа Августина: «Где мы? Что мы видим? Что мы делаем?» Как оказалось впоследствии, слова эти были пророческими.

Вскоре после торжественной закладки храма Витберг принял крещение, став из Карла Александром. А крестным его стал сам государь.

По приказанию Александра I собралась Комиссия по построению храма. Всю работу по руководству строительством храма государь возложил на Витберга, несмотря на возражения последнего, ведь в подобных делах молодой архитектор был человеком неопытным. Ему же поручено было составить и «Экономический проект» сооружения храма.

Восемь лет царь дал на воплощение проекта. Наряду с доработкой проекта Витбергу приходилось заниматься поисками материалов для строительства и способами их доставки. На это ушло почти три года. Одновременно архитектор был занят разработкой экономической стороны проекта. И лишь в 1820 году представленный Витбергом «Экономический проект» был утвержден императором[160].

В 1823 году началась заготовка камня (в деревне Григово Верейского уезда) и работы по соединению верховьев Волги и Москвы-реки. Первый опыт доставки камня оказался удачным, и в 1825 году последовало Высочайшее повеление о соединении обеих рек для доставки камня к храму. Но вывезти большие партии камня так и не удалось: воду в Москве-реке не смогли поднять до нужного уровня.

Руководство строительством давалось Витбергу с большим трудом. Хотя земляные работы велись в большом объеме, грунт не был по-настоящему исследован, не было точных соображений об устройстве фундамента. В неудаче с доставкой камня Витберг увидел злонамеренные действия, стоившие казне до 300 тысяч рублей. Это и другие злоупотребления привели Витберга к решению отправиться в Петербург и доложить обо всем царю[161].

Получив докладную Витберга, Александр I поручил заняться делами строительства храма графу А. А. Аракчееву, однако тот вскоре заболел и был отстранен от дел. А через два месяца император скончался. Александр Витберг лишился своего главного покровителя. Тем временем на престол взошел Николай I, брат усопшего государя.

Как верно отмечено в сохранившейся в фондах Российской государственной библиотеки редкой книге «Торжество заложения Храма во имя Христа Спасителя в Москве», изданной в 1839 году, Александр I оставил отечеству «Завет, драгоценный для всей России: увековечить память 1812 года сооружением храма, который мог бы служить в одно время и памятником нашей земной славы, и благодарственной жертвою нашею пред Небом». Завет этот суждено было воплотить сменившему Александра I его брату Николаю, который вмешался и приказал остановить работы по строительству.

Повелением Николая I от 4 мая 1826 года была закрыта назначенная для постройки храма комиссия и учрежден «Искусственный комитет для проверки действий и изыскания способов и средств для окончания храма». Комитет, составленный из видных архитекторов, весьма прохладно отнесся к проекту Витберга и дал заключение, что на Воробьевых горах строить такое огромное здание нельзя. В дальнейшем, кстати, по этой же причине был отклонен проект здания МГУ архитектора Б. Иофана, который в своей работе расположил высотный дом слишком близко к склону Москва-реки.

Воробьевы горы и по сей день являются весьма трудной для строительства местностью, слишком прихотливой. А по проекту Витберга, фундамент храма должен был касаться песчаного слоя горы, под которым находилась целая система родников. Строительство на этом месте столь грандиозного сооружения привело бы к оседанию почвы и разрушению построенного здания. В итоге начатые ранее работы в 1826 году были прекращены.

Неудача со строительством храма на Воробьевых горах имеет глубокий подтекст. Московская окраина, коей были Воробьевы горы, была не самым подходящим местом для такого храма-памятника. А вот центр, сердце Первопрестольной, вполне был этого достоин.

Весной 1830 года по приказанию царя генерал-губернатор Москвы Дмитрий Голицын собрал ведущих российских архитекторов для обсуждения дальнейших планов по возведению Храма. Столичные зодчие, за исключением Константина Тона, выразили готовность продолжать проектирование и строительство на Воробьевых горах. Московские же архитекторы предложили новые места для строительства Храма (Осип Бове и др.). Однако именно проект петербуржца Константина Андреевича Тона (1794–1881) и был поддержан и утвержден Николаем I в конце 1831 года. Он же выбрал и новое место для Храма – на Волхонке. Тон был любимцем царя, и Николаю I во многом мы обязаны именно тем образом храма, который в конце концов и появился на Волхонке и полностью соответствовал главному принципу николаевского правления: «Самодержавие – Православие – Народность».

10 апреля 1832 года Николай I послал Голицыну следующее предписание: «Блаженной памяти Император Александр I, побуждаемый чувством благоговения и благодарности… повелел соорудить в Москве храм во имя Христа Спасителя, памятник, достойный великих событий того времени и сердца великого Государя. В 1817 году храм сей был заложен на Воробьевых горах, но непреодолимые препятствия… остановили предприятие. Надлежало избрать другое, более удобное и приличнейшее место: таким признано нами занимаемое ныне Алексеевским девичьим монастырем, как находящееся среди самого города и положением своим подобное первому месту. Утвердив ныне проект сооружаемого храма… Нам приятно поручить вам возвестить любезно верным жителям первопрестольной столицы Нашей, что обет, произнесенный Им в незабвенный день спасения России, будет при помощи Божией совершен»[162].