И никто не знал, как поправить дело.

– Они не могут сделать этого, – заявил Агах-ран, пожимая плечами. Он скармливал дольку апельсина ручной харгастовой птичке[38] и не поднимал взгляда. – Они просто не могут этого сделать.

– Увы, они могут это сделать, о Благородный, – ответил граф Третар, глава клана Третар[39], ныне самый доверенный и ценимый советник его императорского величества. – Более того, они это сделали.

– Закрыли Храм Альбедо? Не желают больше принимать души? Я отказываюсь давать на это позволение. Передайте им, Третар, что они вызвали наше величайшее неудовольствие и что Храм немедленно должен быть открыт.

– Именно этого вашему величеству и не следует делать.

– Не следует? Объяснитесь, Третар. – Агах-ран так медленно и томно поднял накрашенные веки, словно это стоило ему чрезвычайных усилий. Он беспомощно пошевелил рукой, – его пальцы были вымазаны липким соком, и ему это не нравилось.

Третар жестом подозвал камердинера, тот вызвал раба, который живо побежал за теплым влажным полотенцем для императора. Агах-ран вяло положил руку на ткань. Раб почтительно вытер пальцы императора.

– Кенкари никогда не заявляли о своей преданности императору. Так исторически сложилось, мой государь, что они всегда были независимы. Они служат всем кланам и никому не обязаны давать клятву верности.

– Они одобрили создание империи. – Приближалось время дневного отдыха, и Агах-ран был раздражителен.

– Потому, что их радовало единение шести кланов. И именно поэтому они служили вашему величеству и помогали вашему величеству в войне против мятежного сына вашего величества, принца Риш-ана. Они даже отлучили его, приказав вишаму покинуть его, по сути дела, обрекая его душу на скитания за пределами Благословенного Королевства.

– Да-да, нам это известно, Третар. Ближе к делу. Я начинаю уставать. И Солярус слишком жарок. Если я не поберегу себя, то начну потеть.

– Если ваше великолепие еще несколько мгновений потерпит мое присутствие…

Агах-ран дернул рукой, как будто хотел сжать кулак.

– Нам» нужны эти души, Третар. Ты был при докладе. Наш неблагодарный сын Риш-ан – да пожрут его предки – ведет тайные переговоры с этим варваром, с этим извергом Стефаном Волкаранским. Если они заключат союз… Ах, Третар, видите, как это выводит нас из душевного равновесия… Мы трепещем. Нам дурно. Нам надо прилечь.

Третар щелкнул пальцами. Камердинер хлопнул в ладоши. Рабы принесли стоявший неподалеку паланкин. Другие рабы осторожно подняли его величество с подушек и на руках перенесли в паланкин, где его величество долго усаживался, пыхтя от усилий, на подушки. Рабы подняли паланкин на плечи.

– Осторожнее, осторожнее, – приказал камердинер. – Не спешите. А то у его величества закружится голова.

Паланкин медленно и торжественно двинулся вперед. Королевский вишам встал и пошел следом. Граф Третар последовал за вишамом. Камердинер вертелся вокруг паланкина, озабоченно следя, как бы его величество не упал в обморок. Процессия, возглавляемая паланкином, проследовала из садов в королевскую гостиную, проделав утомительный путь в целых десять шагов.

Агах-ран, необыкновенно красивый эльф (если смыть слой краски), всего двухсот с небольшим лет, вовсе не был калекой, как могло показаться на первый взгляд. В руках и ногах его императорского величества не было ни малейшего изъяна. Агах-ран (по эльфийским меркам, достигший средних лет) был вполне способен передвигаться сам, когда это было нужно. Тем не менее непривычные усилия на много циклов выбивали его из колеи.

Оказавшись в роскошно обставленной гостиной, Агах-ран вяло пошевелил пальцами.

– Его величество желает остановиться, – приказал Третар.

Камердинер повторил приказ графа. Рабы повиновались. Чтобы его императорское величество не стало мутить, паланкин опустили на пол медленно. Императора подняли и усадили в кресло, обращенное к саду.

– Поверни нас немного влево. Вид под этим углом нас не так утомляет. Налей нам немного шоколада. Не желаете ли присоединиться, Третар?

– Какая великая честь для меня, что ваше величество изволили подумать обо мне! – поклонился граф Третар. Он терпеть не мог шоколада, но не смел и подумать оскорбить императора отказом.

Один из рабов принес самовар. Вишам с обеспокоенным видом (он действительно был обеспокоен, поскольку речь шла о его истинных хозяевах, о Кенкари) вмешался в разговор, найдя предлог для .того, чтобы уйти:

– Боюсь, что шоколад остыл, о Благородный. Я был бы весьма рад, если бы ваше императорское величество позволили мне принести вам свежего. Я в точности знаю, какой именно теплоты шоколад вы любите.

Агах-ран посмотрел на Третара. Тот кивнул.

– Прекрасно, вишам, – томно промолвил император. – Ты свободен от нашего королевского общества. Шесть градусов выше комнатной температуры, и ни градусом выше.

– Да, мой государь. – Гейр, нервно одернув черное одеяние, откланялся. Третар махнул рукой. Камердинер вытолкал рабов из комнаты и отступил на задний план.

– Как вы думаете, он шпион? – спросил Агах-ран об ушедшем вишаме. – Через него за мной следят Кенкари?

– Нет, мой государь. Кенкари и помыслить не могут о чем-нибудь столь грубом. Хотя они и очень сильны в магии, но они народ простой и в политике – сущие дети. Гейр дает им клятву только в одном – в том, что будет хранить душу вашего императорского величества. Это обязанность священная и одно из тех дел, в которые Кенкари не вмешиваются.

Третар наклонился к императору и понизил голос до шепота:

– Из того, что мне удалось узнать, мой государь, я понял, что к этому кризису привела халатность Незримых.

Уголок накрашенного века дрогнул.

– Незримые не делают ошибок, Третар, – сказал Агах-ран.

– Они простые эльфы, о Блистательный. Им свойственно совершать ошибки, как и прочим эльфам, за исключением вашего императорского величества. И я .слышал, как говорили о том, – Третар, приблизился ещё теснее, – что Незримые приняли меры для наказания тех, кто участвовал в деле. Их больше нет. Как и гейры, которая принесла Кенкари известие об убийстве принцессы.