— Верно девка говорит. Не воин это. Воин оружие не бросит, — согласился Копыто.

— Выходит, баба, — задумчиво произнес Лось. Протянул руку и потрепал Сандру по волосам. Приласкал, как собаку. — С чего начнем? С бараков или мужского дома?

— В мужской дом Свинтус не ходил. У него своих баб много. А в бараках ты сейчас ничего не узнаешь. Матка белугой ревет. Десять лет к нему в дом набивалась, а он тощих любил — ответил Копыто.

Лось выругался и вышел. Копыто за ним. Сандра побежала одеваться, но След поймал ее за волосы.

— Ты куда? Скар велел тебе дома сидеть, — потащил на кухню, толкнул на лавку. — Тебе там делать нечего, — и тихим голосом, чтоб не услышали женщины, — Свинтуса убила матка. Вернется Скар — будем судить в своем кругу. — Снова громко: — Пойдешь в бараки, ноги выдерну! Понятно?

Сандра часто закивала головой. След вышел. Девушка задумалась о будущем, наскребла из трубы сажи, развела, изготовила чернила. Порылась в сундуке, достала самую старую простыню. Расстелила на столе и принялась составлять список работ по баракам. Через три часа закончила, подождала, когда высохнут последние буквы, свернула и задумалась. Череп не умел читать, а Умника не интересовали бараки. Еще умела читать жена Умника, но, как и все свободные женщины, избегала любых дел, связанных с бараками. Выбора не было. Свернула простыню и пошла к Умнику. Тот вышел на стук, но в дом пригласить не захотел. Сандра начала объяснять, зачем пришла, но тут из комнаты вышел Лось, и она растерянно замолчала.

— Что же ты гостей в дверях держишь? — спросил он Умника.

— Я помешала? Я потом зайду, — заторопилась Сандра.

— Пришла, так заходи, — распорядился Лось.

В комнате сидели за столом Копыто, Череп и Завер. Сандра развернула свою простыню.

— Ошибок–то! Кто тебя грамоте учил? — ужаснулся Умник.

— Ой, я не подумала. Это не ошибки, это на нашем языке написано. Прочитать–то можно? — с надеждой спросила девушка.

— Можно, можно. Только смешные слова получаются, — успокоил Умник.

Сандра прочитала план вслух для всех. Лось черезвычайно заинтересовался. Заставил прочитать еще раз, ведя пальцем по буквам. Потом несколько раз тыкал пальцем в текст, заставляя читать с выбранного места. Задумался.

— Зачем ты это сделала, — спросил, неожиданно выйдя из задумчивости и указывая на простыню.

— А вдруг со мной что случится. Как сегодня.

— Вот об этом мы и говорим. Тот, кто Свинтуса в нуль отправил, он тебя спасал, или на Свинтуса зуб имел?

— Я не знаю. Я здесь недавно, — забормотала Сандра, покраснела и потупилась.

Лось поднял ее лицо за подбородок, взглянул в глаза.

— До конца говори.

— Если кто–то меня спасал, даже если узнаю, не скажу.

— А раньше почему говорила?

— Глупая была, не подумала.

Мужчины рассмеялись.

— Которая из баб могла убить Свинтуса? — размышлял вслух Лось.

— Легче сказать, какая не могла. Жена, и та сейчас радуется, — отозвался Завер.

— А кто из баб умеет стрелять из арбалета? Хартахана, матка, кто еще?

Сандра похолодела.

— Так они тебе и скажут, — буркнул Копыто.

— Матка бы в Хартахану пальнула — сказал Завер.

Ветка по своей инициативе взялась за уборку большого зала, примыкающего к нашей комнате. Разыскала где–то в подвале облысевшую швабру метровой длины, деревянную лопату и упорно сгребает пыль и землю к окнам. Потом лопатой выкидывает наружу. Я шляюсь из угла в угол и путаюсь у нее под ногами. Завтра уже смогу летать, а куда лететь — неясно. Можно лететь северным маршрутом, по островам, можно южным, через перешеек. Разница в десять тысяч километров, если ошибусь.

Сигнал рации. Наконец–то! Это Кора. Просит, чтоб я приказал Угольку и леди Тэрибл лечь спать. Они работают третьи сутки без отдыха и без перерыва. Изучают снимки. Говорю, что попробую, но не уверен в результате. Прошу Лиру на связь.

— Лира, ложись спать. От тебя сейчас никакой отдачи. Можешь пропустить шаттл.

— Но Коша…

— Это приказ.

— Хорошо.

Удалось.

— Кора, давай Уголька.

— Я слышу, Мастер. Мы, драконы, выносливей людей. Я еще поработаю.

— У тебя язык заплетается. А если десантироваться придется! Немедленно ложись. Считаю до трех! Девять. Восемь. Семь. Шесть…

— Уговорил, красноречивый. Уже ложусь.

Это наша старая игра. Всегда опасался, что когда–нибудь досчитаю, а она так и не послушается.

Опять шатаюсь из угла в угол. Ветка кончила пылить, взяла фонарь и отправилась исследовать подвалы. Вернулась очень быстро, расстроенная и напуганная. Хотел распросить, что ее напугало, но заработала рация.

— Мастер, не спишь?

— У нас день, Анна. Как там у вас дела?

— Утром, то есть, к вечеру у вас, получим полную картину. Облачный фронт уйдет, циклон рассосется, белых пятен на карте не останется.

— А как комиссия?

— Собственно, о них я и хотела поговорить. Удивительно, Мастер. Сначала ты их отругал как мальчишек. Потом Кора высказалась в духе: «Вы нам нужны. Добровольцы, вперед!» Фотографии на дверях кают, на которых ребятишки и девчонки все такие молодые, зубастые, аж завидно. Да еще эта записка у Сэма на тумбочке. У людей появилась общая цель в жизни.

— Что за записка?

— Ты не видел? Женской рукой: «Не перепутай: нож, ложка справа, вилка слева.» И человечек нарисован. Такой, из палочек. На груди салфетка, в одной руке ложка, в другой вилка. Обстановка вокруг такая… Слов не могу найти. Заколдованный лес из сказки. Киберы под ногами суетятся, экраны всякие, небо черное. Непривычному человеку завыть хочется. То ли от восторга, то ли от ужаса. А записка эта — такая обычная, домашняя. Все на свои места ставит. Да и работа глушит эмоции. Мои интриганы по двенадцать часов сидят за терминалами, толпятся у суммарной карты, только на фотографии ребят не молятся. Уже два дня ни одного политического спора.

— Вообще не спорят?

— Вообще не спорить они не умеют. Еще как спорят! До хрипоты, до перехода на личности. Особенно за едой — тарелки опрокидывают. Делят Сэконд на административные зоны. Каждый кадр из твоих передач по часу обсуждают. Почему у солдат доспехи медные, а оружие железное. Какая денежная система, какая религия, что за сонный дым. Да, насчет дыма. Будь осторожен. Кора говорит, на тебя тоже может подействовать.

— Спасибо, учту. Если что, скафандр одену.

Беседуем минут сорок. Потом Анна дает отбой. Долго разговариваю с Веткой. Как жить дальше, девушка уже придумала. Они с Цветком продадут драгоценности, половину денег отдадут в рост самым надежным ростовщикам, на остальные откроют таверну, выйдут замуж за богатых. Рассказав о себе, Ветка принимается за меня. Сколько мне лет (чуть меньше 1100, но выгляжу на 40), на ком женат, есть ли дети. (Тут я теряюсь. Могу ли я, дракон, считаться ребенком меня, человека. То же самое относительно Коры) Объясняю в общих чертах ситуацию. Ветка утверждает, что нет. Так не считается. В разговор включается Кора. Она тоже думает, что не считается. Передаю ее слова Ветке. Та удивляется, почему я слышу, а она не слышит. Снимаю наушники, лорингофоны, даю послушать ей. Обо мне тут же забывают. Начинается интенсивный обмен женскими секретами. Потом Ветка убегает в соседнюю комнату. Значит, дело дошло до Страшных Женских Тайн. Удивительно. Кора обычно тяжело сходится с людьми, а тут — с полуслова. Вдруг Ветка прибегает и смущенно протягивает мне наушники. Оказывается, Баку не понравилось, что наушники заговорили не моим голосом. Тихо–мирно дремал на голове у Коры. Услышал голос Ветки, растерялся, потом возмутился и начал щипать за ухо. Распекаю его, обещаю уволить, если не перестанет хулиганить. «Ча–ча–ча–чаа–а» — отвечает он. Ветка хлопает глазами. Объясняю, что Бак — птица. Белая, крупная. Ветка хлопается на колени, бьет частые поклоны, целует пол. В глазах — восторг, счастье и что–то еще в том же духе. Чувствую, что Бак, как и я, нашел свое место в здешних мифах. Распрашиваю. Белая Птица — антипод Черной. Выполняет функции аиста и Синей Птицы, то есть отвечает за своевременную доставку детей и вообще счастья. Насчет счастья у Бака неплохо получилось. Ветка счастлива. Кружится по залу, по привычке сама себе подпевает. Самая настоящая балерина. Запросто поднимает ногу выше головы. Кричу Коре, чтоб заказала компьютеру танец маленьких лебедей. Чайковский. Лебединое озеро. Бегу к скафандру за мегафоном. Кора пускает музыку, я прижимаю наушник к мегафону. Ветка слушает, затаив дыхание. Только вздрагивает то рукой, то ногой, намечая будущее движение танца. Когда музыка заканчивается, просит повторить. И танцует! Свободно, раскованно! Анна говорила, дикари не могут иметь культуры, пока не изобретут долговременный носитель информации. Письменность, одним словом. А это — разве не культура? Язык танца — не культура? И письменность здесь ни при чем! Вот так!