«У вас один звонок, — заговорил аппарат. — Поступило в восемнадцать семнадцать».

Потом: «Дорогая, это я. — Несомненно, голос де Котиньи, взволнованный, немного злой. — Просто решил сообщить тебе... я еще не добрался до матери. Движение, не поверишь... о черт...» — раздался голос де Котиньи, затем послышался щелчок, когда Сьюзи де Котиньи взяла трубку. Ее французский хорош, но с выраженным американским акцентом. «Милый? Милый, с тобой все в порядке? Ты где?»

Последовавший разговор слово в слово повторял то, о чем де Котиньи рассказал Гасталю. Движение жуткое, и он еще не доехал до матери. Видимо, будет дома поздно. А потом Сьюзи сказала, чтобы он не торопился домой; она неважно себя чувствует, будет спать в гостевой комнате, утром его разбудит. Потом прощание. Связь оборвалась. Это их самый последний разговор.

— Проиграй еще раз, — велел Жако. Гасталь перемотал пленку и нажал на «плей».

Голоса зазвучали снова, резкие и ясные. Говорила Сьюзи де Котиньи.

— Вот. Слышишь?

Гасталь повернулся к нему, он выглядел озадаченным.

— Опять, — сказал Жако. — После того как она говорит, чтобы он не торопился домой.

Они еще раз включили пленку, и Гасталь подался вперед, стараясь расслышать то, что услышал Жако.

И услышал. Никаких сомнений. Но не шум улицы. Не их голоса. Что-то еще.

Фырканье. Девичье «хи-хи», за которым последовало шиканье. Так и виделась трубка, зажатая ладонью.

Брови у Гасталя дернулись, на губах заиграла улыбка.

— Итак. Что у нас есть?

Было часов десять утра, солнце поднималось над крышами Рука-Блан, деревья отбрасывали на землю прохладные косые тени. Тело Сьюзи де Котиньи увезла «скорая помощь» двадцать минут назад, мать и дочь мсье де Котиньи приехали вскоре после этого, а группа Жако ушла с территории имения и собралась возле своих машин.

Жако уселся на капот своего «пежо», поставив ногу на бампер, и смотрел на сгрудившихся вокруг него людей.

Первым заговорил Люк Дютуа, напарник Шевэна.

— Садовник, Жиль Теризоль, приехал примерно в пять утра, — сказал он, обращаясь ко всем. — Где-то через час после этого обнаружил тело.

— Он на постоянной работе? — спросил Жако.

— Работает на семью последние одиннадцать лет. Вчера у него был выходной.

Жако кивнул.

— То же самое служанка, — подала голос Изабель Кассье. — У нее тоже был выходной.

— Значит, тот, кто это сделал, знал, что дом будет в четверг пуст, — заметил Жако. — Или это случайность?

— Слишком много совпадений, — заявил Клод Пелюз, который выглядел так, словно не успел утром побриться.

— Значит?

— Все было спланировано, — продолжал Пелюз. — Водяной провел рекогносцировку...

— Итак, ты полагаешь, что это наш убийца? — спросил Жако.

— Кто же еще, босс? — откликнулась Изабель. — Служанка утверждает, что из дома ничего не вынесено, только драгоценности жертвы — большой бриллиант и золотой браслет.

Ее напарник Берни, зачесав волосы со лба, согласно кивнул:

— Голая. Утоплена. Затем усажена в кресло.

Жако ушел от комментариев. Пока государственный патологоанатом Валери не подтвердил наличие пронопразона, он постарается не зацикливаться на одном варианте.

— Значит, в какое-то время между, скажем, половиной восьмого и самое позднее половиной одиннадцатого мадам де Котиньи убивают. Теперь. Муж... Можем мы здесь предположить что-то семейное?

Гасталь, вытаскивая из бумажного пакета связку «чаррос», но даже не пытаясь никому предложить эти замечательные жаренные в масле крендельки, покачал головой:

— Этот даже муху не смог бы убить. К тому же он по уши в алиби. Плюс к тому временные рамки практически не оставляют ему шанса...

— Значит, это не семейное дело? Все закачали головами.

— Значит... снова Водяной? Второй раз за неделю? Наращивает темпы, если это он. — Жако вздохнул. — Кто-нибудь нашел что-то, что может нам помочь?

Из-за угла появился Этьен Логанн. Он был достаточно близко, чтобы расслышать последние слова Жако, и расплылся в улыбке.

— Кое-что вам понравится, босс, — сообщил он, жуя зубочистку.

Все повернулись в его сторону. Логанн нарочито медленно открыл дверь своей машины и бросил блокнот на водительское сиденье.

— И? — уставился на него Жако.

Первый раз с того времени, как Жако напал на след Карно, он почувствовал волнение, ощутил, что нащупал путь.

— Парень в верхнем конце улицы, — продолжал Логанн, вынув изо рта зубочистку и отбросив в сторону. — Доктор. Жюль Креспен. Живет один. Ну, похоже, в тот момент, когда он вывел вчера вечером свою собаку, эта машина как раз выехала из ворот имения. Сворачивает, значит, с подъездной дорожки сюда, сигналит и проезжает прямо мимо него.

— Время? Водитель? Модель? Номер?

— Примерно в шесть сорок — шесть пятьдесят. Во всяком случае, до семи часов. Старенький «рено», по его словам. Коричневый. Ржавая бочка. Двигатель тарахтит, как мясорубка. Не смог с уверенностью сказать, кто сидел за рулем, мужчина или женщина.

—И?..

— Он не запомнил номер, но на заднем стекле был стикер. Ну, вы знаете такие... Все, что он запомнил, — это... внимание... «Алле-Алле»...

— Спортзал, — выдохнула Изабель.

Жако глубоко вздохнул. Спортзал. Он пока не знал как, но все каким-то образом раскладывалось по местам. Гасталю пока могло не повезти с Холфорд, что немудрено, если учесть, что она только-только приехала в город, но вот Баллард, Грез и Монель были членами клуба. И вот посетитель последней жертвы поместил название спортзала на заднем стекле своей машины. Может Водяной работать там или состоять членом клуба? Может быть женщиной? Четыре установленные жертвы, а они до сих пор не обнаружили ни следа спермы, несмотря на явное наличие половых актов.

В группе было заметно оживление, все заулыбались. Стало ясно, что не один Жако воодушевился.

— Подождите-ка... давайте не будем слишком раскатывать губы, — начал он. Группа притихла. — Для начала: не следует полагать, что водитель «рено» и убийца — одно и то же лицо. Это вполне мог быть приятель. Приехал, уехал, на прощание клаксончик надавил. Вы ведь не станете сигналить на прощание тому, кого только что убили.

В центре группы ветеран Гренье кивнул в знак согласия. Это разумное замечание. Жако взглянул на остальных и отметил, что такая возможность учтена.

— О'кей, — продолжил он. — Вот что мы сделаем. Изабель, езжай в тот бар и оставайся там. Фиксируй каждого. И на этот раз постарайся форсировать события. Кто владелец бара?

— Старик Патрис Каррэ и его жена Надин. Обоим за шестьдесят. Арендуют помещение, живут наверху. Уже двадцать лет.