Чем больше думал, тем чаще приходила в голову страшная мысль о том, что с Востока и Запада словно в сговоре действуют. Конечно, это для всех привычно, если на противника нападают справа, то поторопятся и слева, но уж больно слаженно все происходило.

Однажды попытался с владыкой об этом поговорить. Уж на что тот от ратных дел ныне далек, сразу понял:

– Прав ты, Данила Романович. Доказательств на то не имею, да только сговор чую.

– Батый Русь со своей стороны терзал, к нам меченосцы в Дрогичин полезли, а тут и Биргер подоспел. Хан на Киев пошел, а ливонцы на Псков и Новгород. А к чему уграм было разговоры про сватовство и помощь вести, если не собирались ни помогать, ни дочь отдавать за Льва? Выманили меня подальше, чтоб я не мешал, а после и придержали… Попался на их посулы, как телок за сеном потянулся! – У Даниила даже кулаки сжались от одного неприятного воспоминания. – Не верю я больше никому! Только как, отче, одному против всех?

– Знаешь, князь, одно мыслю: каково бы ни было, тебе сначала свою землю сберечь должно. Ты не просто меж двух огней, ты меж двух жерновов попал. Может недаром князь Ярослав Всеволодович-то выю перед погаными гнет? Ему не устоять меж ними и напастью с севера. Александр побил шведов, а потом немцев, да ведь не уничтожил. Стоит Батыю новую рать послать, как рыцари духом воспрянут и снова терзать с двух сторон будут. Так и Галичина с Волынью. Ярослав Владимирский не счел зазорным даже ханским женкам низенько поклониться, только бы дали мертвых после разгрома похоронить да города заново отстроить.

– И я поклониться могу, не переломлюсь. Всем могу, ханам, женкам, деткам, воеводам его… Не потому что боюсь, а потому что и впрямь сильны, сильнее нас ныне. Одного не смогу, владыка, идолищам их не поклонюсь и меж огней не пойду для очистки.

Кирилл задумался, потом покачал головой:

– Меж огней-то не страшно, прыгают же вон парубки да дивчины на Ивана Купалу, да не отлучают их от церкви за то. Огонь, он веру не сменит тебе. А про идолища подумаю, как тебе того избежать. Но если и придется, Даниил Романович, я твой грех на себя возьму. Тяжко будет, когда пред Господом предстану, но все равно возьму, потому как не ради себя, своего спасения делать это нужно, а для Руси. – Чуть помолчав, добавил: – На одно уповаю, что Господней волей будем избавлены мы от такого святотатства…

Долго обсуждали и со многими, больше всех дворский Андрей горячился:

– Надо было этих послов на обратном пути придушить-то, а потом сказать, что грамоты не видели и послов тоже.

– Знаешь, кому объяснять стал бы? Самому Батыю и объяснял! Забыл, какой ратью он по Галичине прошел?! Так то лишь прошел, а не повоевал!

Дворский развел руками:

– Да я что, я ничего… Только не могу князя в Орду отпустить!

Вокруг рассмеялись, точно Даниил спрашивал у своего дворского разрешение на поездку. Сам князь усмехнулся:

– Не можешь отпустить? Придется тебе, Андрей, со мной ехать…

– А что? И поеду, посмотрю, как поганые живут! А может, и свое житье покажем!

– Ты покажешь! – хохотали вокруг. – Отучишь поганых кумыс пить или научишь в бане париться?

Неугомонный Андрей умчался готовиться в дальний путь.

– Даниил, а как же ты поедешь, говорят, по всей земле, что под Ордой ныне стоит, пропуск особый нужен, иначе всякий поганый право имеет убить, ежели пожелает.

– Ну, убить меня не у всякого получится, а вот пайцзу думаю у нойона Куремсы получить, не сможет же он отказать князю, везущему подарки для его хана?

Сборы были долгими, ехать решено в зиму, чтобы не тонуть в грязи, но по возможности до весны вернуться.

Стараниями Андрея и самого Даниила приготовили богатые и необычные дары, плотно упаковали множество мехов, которые так ценились в Орде, самые разные замысловатые поделки, постарались косторезы, злато и сребро – кузнецы, было решено не везти тканей (в Орде и без того хватало), не рискнули брать с собой стеклянные безделки, опасаясь разбить в дальней дороге. Отбирали выносливых коней, ковали, обихаживали, надеясь, что дойдут до самого Сарая на своих. Готовили возки, ставили на новые полозья, запасались оружием. Обо всем подумал хозяйственный Андрей, даже о торбах для овса и свечах для княжьего возка в ночи.

Но как ни тянули время, а пришел срок выезжать. Отправились на день святого Дмитрия Солунского, 26 октября, с тем чтобы успеть захватить воду на Днепре и хоть чуть проплыть, а потом на санях и верхом.

Женщины рыдали в голос, в том числе и княгиня Анна. Никто не мог быть уверен, что вернется из Сарая живым, хотя бы уже потому, что туда никто не ездил. Пока только князь Владимирский да его братья с Батыем виделись.

Даниил не знал, что совсем скоро поездки в Орду станут привычными, и многие князья будут ездить с жалобами друг на дружку. Но тогда все было внове, а потому страшно. Только князю ничего бояться не след, он всегда на виду, потому ни один мускул не дрогнул на мужественном лице Даниила Романовича, когда прощался, обещал вернуться поскорее, привезти невиданные же подарки и привет от хана Батыя.

Княгиня Анна с тоской смотрела из окна вслед удалявшемуся поезду своего супруга. Словно чувствовала, что больше не свидятся… Заканчивался 1245 год…

Потянулись трудные дорожные дни. Дорога – это не только версты и версты, не одна трава или пыль под конскими копытами, это прежде всего земли, по которым проезжали. С каждой верстой все мрачнее становился князь Даниил Романович. Чему радоваться, если вокруг сплошь разоренные русские земли. Постепенно галичане поняли, что разора-то еще и не видели. Уже пять лет прошло после Батыева бесчинства, а Русь все лежала в развалинах. Черным смерчем прошлись татары по деревням и городам Руси, чем ближе к Киеву, тем больше обезлюдевших, заброшенных селений. Часто из десятка домов трубы дымили в одной-двух. И люди боялись нос высунуть даже на зов. Иногда, сколько ни стучали, сколько ни звали, никто не откликался.

Даниил понимал одно: он готов сделать что угодно, только бы и его земли вот так не разорили… Не мог представить себе разрушенный и обезлюдевший, сгоревший Холм… Ради того, чтобы спасти Галичину, готов и перед ханом выю согнуть, как бы тяжело ни пришлось.

Сначала решено заехать в Киев. В нем после Батыева погрома правил боярин Великого князя Ярослава Владимирского. Каково там ныне? Все же четыре года прошло, срок немалый, если активно строиться. Князь подъезжал к городу мрачнее тучи, он словно чувствовал свою вину в том, что бросил его перед Батыем на произвол судьбы. Хотя что тогда мог Даниил? А сейчас что может?

Киеву не повезло, плохо, когда город разрушают и сжигают, но еще хуже, когда он после того остается почти без власти. Был город под властью владимирского князя Ярослава Всеволодовича, а управлялся его боярином Дмитром Ейковичем. Только до Киева ли Ярославу? Свой Владимир бы поднять сначала после разрушения. К тому же князя вызвал к себе Батый во второй раз, вернее, из Каракорума вернулся отправленный туда сын владимирского князя Константин Ярославич и привез приказ ехать в столицу спешно. До Киева ли ему было, если пришлось везти в Сарай братьев и племянников на представление Батыю, а потом самому отправляться к ханше Туракине с подарками?