— Знаю. Я видел его вчера за ужином, он сидел справа от барона. Я узнал его по описанию Ринальдо Метца. Не думаю, что найдется на свете другой человек с таким злобным лицом.

— Еще я узнал, что Гуриельф Лабокс скончался во время допроса, который проводил Бульвар Гостель. Он не выдержал пыток, — добавил Гримпоу.

— Ты уверен? — с ужасом в глазах переспросил Сальетти.

— Об этом знают все слуги в крепости. Говорят, вчера солдаты только об этом и толковали. Мол, крики старика были слышны по всему замку. Потом они стихли, а наутро труп вынесли из башни и сбросили в оссуарий.

— Да этот Бульвар Гостель убийца! — выпалил Сальетти, едва сдержавшись, чтобы не закричать во весь голос.

— Один слуга рассказал мне, что сам слышал, как спорили доминиканский монах и господин де Вокко из-за того, что инквизитор хотел допросить и дочь старика, дескать, она ведьма, но барон был против. Именно поэтому он запер ее в спальне рядом со своими покоями. Все, кто видел девушку, поражены ее красотой, а злые языки шепчут, что она околдовала хозяина крепости, опутала его сетями черной магии.

— Эти слухи умышленно распустил Гостель, чтобы ослабить власть барона и тем самым добиться девушки, — проговорил Сальетти.

— Ты думаешь, Гуриельф Лабокс под пытками рассказал, что искал в церкви Корниля?

— Вряд ли. Иначе доминиканского монаха здесь бы уже не было.

— Но ведь у Лабокса было письмо с печатью папы. Отчего же инквизитор его преследовал? — спросил Гримпоу.

— Это подделка, — признался Сальетти, потупив взгляд. — Пойдем заберем лошадей и доспехи.

Только Гримпоу хотел спросить у Сальетти, откуда тот знает такие подробности, как вдруг затрубили трубы на башнях, и барабанный грохот ознаменовал начало состязаний.

Шатры соперничающих рыцарей возвышались над долиной подобно большим разноцветным грибам, украшенным яркими знаменами и блестевшими на солнце щитами. Кони беспокойно ржали, фыркали и перебирали копытами. Меж крепостных стен повисла дымка, а барон де Вокко вместе с инквизитором Гостелем, в сопровождении самых влиятельных дворян и самых красивых дам Эльзаса, объявил начало турнира из своего шатра, сшитого из королевского пурпурного бархата. Рыцари переговаривались, обсуждая вчерашний пир; некоторые даже уверяли, что король Франции набил сундуки барона тысячами слитков чистого золота.

Барон обещал разделить богатства со всеми рыцарями, которые примкнут к его войску, чтобы захватить замки Каменного Круга, и мало кто хотел остаться в стороне от такой награды. Вся долина кишела рыцарями, страстно желавшими показать свою доблесть в бою и тем самым заслужить почетное место рядом с бароном де Вокко. Кроме того, разыгрывалось и почетное звание королевы весеннего турнира, и многие юноши стремились короновать своих возлюбленных.

Когда друзья подошли к полю, где должно было проходить состязание, турнир еще не начался. Герольды принялись вызывать по именам и титулам первых соперников, а Сальетти и его оруженосцу пришлось долго ожидать своей очереди за перегородкой. Сальетти был очень доволен доспехами, купленными у мастера Аилгрупа в Ульпенсе; ему показалось, что он заметил оружейника среди множества людей, толпившихся близ поля. Сотни слуг, горожан и крестьян наблюдали за происходящим с крепостных стен, сопровождая каждое действие веселыми криками.

Толпа радостно закричала: «Ура!!», когда трубач возвестил начало первого поединка. Два всадника выехали на поле, красуясь гербами на щитах, парадной одежде оруженосцев и попонах лошадей. Забрала были подняты, а копья они держали вертикально, уперев в сбрую. Они встали друг против друга, опустили забрала и копья и под гомон толпы устремились один на другого. Рыцари встретились в центре поля, разделенного невысокой деревянной перегородкой для того, чтобы бойцы не сталкивались. Однако удар оказался столь сильным, что один рыцарь вылетел из седла, и его вынесли с поля несколько слуг. Одержавший победу боец подъехал к баронскому помосту и воздел копье в знак своего торжества. Затем, медленно и величаво, он покинул поле и направился к своему шатру в ожидании второго тура состязаний.

Рыцари продолжали биться попарно, редко кому удавалось выдержать более двух ударов, а дамы дарили победителям каждой схватки шелковые платки, которые рыцари с гордостью повязывали на навершия своих копий.

Среди толпы на стенах Гримпоу разглядел Гишваля, к которому испытывал симпатию после того, как им удалось доставить записку Сальетти в спальню дочери Гуриельфа Лабокса. Гишваль умудрился занять отличное местечко напротив баронского помоста; оттуда было замечательно все видно, и слуга приветствовал победителя каждой схватки с воодушевлением юного оруженосца, завороженно ожидающего победы своего господина. Гримпоу помахал ему рукой, но Гишваль, заметив юношу, тотчас исчез, будто вдруг вспомнил, что ему нужно сделать нечто важное.

Он появился внизу, пролез под перегородкой и с восхищением уставился на Сальетти в доспехах, а потом спросил:

— Вы ее видели, господин?

Сальетти подскочил.

— Кого?

— Пленницу. Она рядом с бароном. — И Гишваль ткнул пальцем в сторону помоста.

Сальетти и Гримпоу одновременно обернулись. Между бароном и кастеляном сидела юная девушка с темными волосами, собранными в пучок и украшенными диадемой. Казалось, ее взгляд устремлен в бесконечность. Барон, однако, явно наслаждался ее компанией и всеми силами пытался растормошить девушку.

— Ты уверен, что это она? — спросил Сальетти, не веря своим тазам; он никогда не видел столь красивого и утонченного лица. Гримпоу же подумалось, что самые доблестные рыцари, принимающие участие в турнире, потерпят поражение перед такой красотой. Потом юноша посмотрел на Сальетти и увидел во взгляде друга то же простодушное восхищение, какое, должно быть, было у него самого в аббатстве Бринкдум, когда он неожиданно встретил девушку с прозрачными глазами.

— Навряд ли вы видели даму прекраснее. Я же говорил, что во всем Эльзасе и во всей Франции другой такой не найти, — с гордостью произнес Гишваль.

Сальетти выглядел растерянным.

— Ну, если это и вправду дочь Гуриельфа Лабокса, она наверняка прочла мое послание. Потому она и попросила барона разрешить ей присутствовать на турнире. Она знает, что письмо в кувшине с водой мог послать лишь тот, кто желает ей помочь, а единственный способ выйти из заточения — добиться благосклонности барона, несмотря на скорбь по отцу и присутствие инквизитора Гостеля на трибуне.

— Рад услужить, мой господин, — сказал Гишваль с улыбкой.

— Да, даже не представляешь, как ты нам помог. Потом не забудь мне напомнить, что я тебе должен еще одну крупицу золота.

Гишваль предложил Гримпоу после окончания турнира, если он захочет, посмотреть соколов и ястребов барона. С этим слуга удалился, а на поле выехал новый рыцарь.

— Посмотри на его меч, — прошептал Сальетти на ухо Гримпоу.