Варан, Ре-Тар и Харренский Союз время от времени пытались привести смегов к смирению и кротости. И даже тогда, задолго до появления Говорящих Хоц-Дзанга, эти попытки были совершенно тщетными. Потом, незадолго до начала войны Третьего Вздоха Хуммера, между смегами произошла внутренняя распря, и лучшие из них были вынуждены бежать вверх по Орису в неприютные болота на южном берегу Киада и осели там, назвавшись паттами. Патты построили цитадель Хоц-Але, и, поскольку их тогдашние соседи ― гервериты и грюты ― очень не любили лазить по болотам, вполне сносно прожили там вплоть до прихода Элиена Ласарского, которого она, Тара, больше привыкла называть запросто ― звезднорожденный.

Смеги же накануне войны Третьего Вздоха Хуммера весьма успешно отразили очередную карательную экспедицию варанцев (в которой, кстати, участвовали и Элиен, и будущий Сиятельный князь Шет оке Ла-гин), вслед за чем их на семь лет оставили в покое. Более того, когда Элиен Ласарский воцарился над паттами, приняв титул свела, смеги были уверены, что теперь-то уж их покой продлится очень и очень долго. Дело в том, что Шет оке Лагин, ставший Сиятельным князем Варана вскоре после возвращения из плена, приходился Элиену, скажем так, братом, а в действительности ― даже несколько более чем братом в расхожем смысле этого слова. Выходило, что если Шет начнет войну против смегов, он тем самым оскорбит своего брата, который правит их ближайшими родичами. И никакие соображения о том, что патты смотрят на смегов искоса, тут в расчет приниматься, конечно, не будут.

Но Шет оке Лагин, змеиная кровь, был на этот счет совершенно иного мнения. Великолепный и ужасный, перепоясанный Когтем Хуммера, вооруженный страшными Словами и Знаками, он пришел на Цинор, и вместе с ним пришли десятки тысяч варанских воинов.

И варанцы во главе с Шетом истребили смегов. Всех. Или почти всех ― это не важно, ибо уцелевшие нашли свою смерть в рабстве. Хоц-Дзанг, неприступная твердыня смегов, был срыт до основания, и его нетленные руины, которые Эгин может видеть, выйдя на окраину города, ― следствие удивительных преображений естества мира, которые происходили в дальнейшем.

Итак, желтоволосые и крепкозубые смеги были истреблены. Случилось это очень давно. Шесть с половиной веков назад. И без того дикий и неприютный Цинор опустел окончательно.

Варанцы заложили здесь сторожевые крепости, оставили несколько тысяч престарелых и увечных пехотинцев, вслед за чем весь варанский флот был брошен Шетом оке Лагином в Синий Алустрал, где и нашел свою погибель. Ярость Вод Алустрала сполна отомстила за истребление смегов.

Но на этом не закончились судьбоносные события тех удивительных и далеких лет. Шет оке Лагин вернулся из Синего Алустрала преобразившимся. Казалось, его подменили. «В сущности, так оно и было», ― туманно заметила Тара, но Эгин пропустил эту двусмысленность мимо ушей.

Шет оке Лагин приходил в долину Хоц-Дзанга ― один, простоволосый, в изодранном рубище. Никто не знает доподлинно, какие веления судьбы свершал там варанский князь, какие бездны грядущего зрел Шет оке Лагин, прогуливаясь с двойной флейтой по местам своих недавних преступлений и роняя на опаленные камни грустные напевы и скупые слова Истинного Наречия Хуммера. Но случилось так, что спустя десять лет Круг Земель погрузился в череду кровопролитных битв и усобиц, знаменовавших собой и благословенный, и ужасающий финал войны Третьего Вздоха Хуммера.

Когда отгремела сталь, когда замолкли заклинания и пепел погибших городов стал тучной землею на новых полях, мир испытал невиданное облегчение. Звезднорожденные были мертвы. Сильнейшие Синего Алустрала были мертвы. И правители величайших царств Сармонтазары были мертвы тоже.

Но зато были живы-вне-плоти трое из тех, кто погиб еще в первую половину чудовищной войны, в которой не было ни правых, ни виноватых, ибо все были лишь зваными помимо собственной воли гостями на кровавом пиршестве Хуммера.

Был жив Киндин ― искусный старейшина смегов, отяготивший некогда судьбу Элиена Ласарского знаком долгой смерти.

Была жива Тара ― дочь правителя паттов, нашедшая свое счастье в объятиях Элиена, знавшая близость с ним лишь одну ночь и убитая в День Судеб Лон-Меара.

Был жив Фарах, ученик Киндина, наградивший Шета оке Лагина двумя заговоренными стрелами в отчаянной, заведомо обреченной на неудачу попытке отомстить Сиятельному князю за истребление своего народа.

Говорящие Хоц-Дзанга.

– Скажи мне, Тара, ― Эгин стоял у невысокого участка серой стены, сложенной из нетесаных камней и покрытой местами чуть искрящейся на солнце свежайшей сажей. ― Скажи, ведь Шет оке Лагин срыл Хоц-Дзанг до основания, верно? Тогда как восстали из небытия эти камни и эти следы огня, который бушевал здесь, кажется, полчаса назад?

– В этом ― все величие Шета оке Лагина, звездно-рожденного, ― прикосновением свежего ветерка прошелестели над его ухом слова Тары. ― И эти восставшие руины, и мы, обретшие новую жизнь Говорящие Хоц-Дзанга, ― плод его искупительной магии и причудливого скрещения двух Путей Силы, которое именуется Золотым Цветком. Дело в том, что когда Кальт, молодой и безжалостный выскочка, узурпатор ретарского престола, пошел войной против Юга, а варанские и оринские меченосцы во главе с Шетом и Элиеном преградили ему путь, случилась великая битва, в которой горели не только земля, но и вода, и воздух. Пути Силы сошлись в долине Хоц-Дзанга и сложились в Золотой Цветок. И тогда стало так, как мыслилось Шету оке Лагину. Семя моей души, вынесенное Путями Силы из мрачных пучин тонкого мира в Малом Двуречье, а равно и семена душ Фараха и Киндина, что покоились долгие годы в долине Хоц-Дзанга, взошли ко свету и стали тем, чем мы есть. Тремя великими и бесплотными магами, ограниченными, впрочем, в своем могуществе волею прозорливого Шета.

По спине Эгина прополз холодок благоговейного восторга. «Золотой Цветок…», «Взошли ко свету…», «Бесплотными магами…» ― о Шилол, видел ли ты это, слышал ли, да и бытовал ли ты еще в те века? В том, что Шилол ― тоже отнюдь не риторическая фигура, а некая вполне реальная, хотя, возможно, и ненаблюдаемая сущность, Эгин уже почти не сомневался. Пытаясь по своей офицерской привычке перебороть необычное чувство, охватившее все его существо, Эгин скептически ухмыльнулся и провел пальцем по закопченной стене. Палец остался совершенно чистым. Так он и думал.

– Звучит похлеще, чем «Геда о Герфегесте», ― заметил Эгин. ― Но ты не ответила, Тара, как возродились руины. Ведь у них не было ни душ, ни семян души и, значит…

Эгин почувствовал шаловливый поцелуй в затылок и еще один ― на этот раз в ягодицу. Горячие, влажные губы. Никакого «леденящего холода». Он уже начал привыкать, что Таре не составляет большого труда целовать его сквозь одежду.

– Глупый, глупый служака! ― смех Тары рассыпался откуда-то с невысокого гребня стены, перед которой стоял Эгин. ― Иди сюда, варанский солдафон!

При этих словах Тары Эгин ощутил, как ее бережные ладони схватили его под мышки и, оторвав от земли, поставили на стену. Переведя дух, Эгин смог насладиться видом Хоц-Дзанга. Вернее, прежних контуров Хоц-Дзанга.