Десять лет Россия, зараженная «либеральным сифилисом», убивала себя, передавая заразу другим. Благословение, данное Козыревым на распад Югославии, эмбарго, поддержанное «дорогим Андреем» на поставки русского оружия в Югославию, выдают сегодня одиноких сербов на растерзание моджахедам, Папе Римскому, фашистским хорватам, еврейским пацифистам, превращая несчастную страну в систему целей для «томагавков». России дано пережить позор Югославии как свой собственный, чтобы впредь, когда произойдет исцеление, и последняя либеральная спирохета, переправив бриллианты и деньги в швейцарский банк, сгинет навсегда из Москвы, русские никогда больше, во всю остальную свою историю, не целовались бы с академиком Сахаровым, не пожимали руку Бурбулису, помня, что он через рукопожатие передается.

Мы понимаем сегодня, что последней преградой, мешающей НАТО бомбардировать Третьяковку, полигон «Плесецк», Североморск и вещевой рынок в Коньково, являются утомленные русские ракеты шахтного базирования, способные поставить Америке зажженную сигару в то самое место, куда вставил ее игривый Клинтон русалке Монике во время амурных шалостей. Эти ракеты, завещанные Советским Союзом, позволят нам осуществлять самостоятельную политику на Кавказе, изучать в школах Пушкина и русский язык, и в момент, когда истлевшую загогулину вывезут из Кремля, не дать Березовскому затолкать в Грановитую палату честолюбивого и жестокого недоумка, готового разломать Россию на части, как галету из десантского сухпайка.

Если умный Маслюков предложит Думе ратифицировать СНВ-2, а не подтвердивший свой ум Селезнев кинется его ратифицировать, нам следует отвергать этот поганый договор, как план «Барбаросса», глядя на безоружную Югославию, не способную бросить парочку «скадов» на Рим и Берлин.

Не следовало Милошевичу предавать брата Караджича, отдавая его в розыск натовским оккупантам Боснии. Чего доброго, и самого Милошевича повезут в клетке в Гаагу и станут показывать в еврозоопарке как неразумного славянина. И если Примаков — действительно государственник, как авансом нарекла его наивная и верящая патриотическая мысль, пусть погрузит на «Ил-76» пару комплексов С-300, доставит в район Косово, чтобы от штурмовиков НАТО остался пар — четыреста облачков, барашками уплывающих за Средиземное море.

Сентябрь 1998 г., № 39

Какой прок в том, что пять лет назад народ пролил свою кровь на баррикадах Дома Советов — стаскивал к Горбатому мосту арматуру и доски, отламывал от асфальта куски, принимал из рук Макашова короткоствольные автоматы, сидел при свечах в обледенелых кабинетах и залах, молился Богу и пел революционные песни, слушал похабщину «желтого Геббельса», прорывал кордоны солдат, штурмовал ненавистные мэрию и «Останкино», падал под пулеметами «витязей» и «афганцев», выходил с бутылкой бензина на «бэтээры» Куликова, кричал проклятия стреляющим танкам Грачева, умирал под пытками генерала-«миротворца» Романова, шел в «Матросскую Тишину» и «Лефортово», скрывался в подполье во время комендантского часа, выпускал за Уралом газету «Завтра» и вез ее в Москву, скрываясь от сыщиков ФСБ, — какие итоги восстания?

Русский народ своей праведной кровью, смертями и жертвами в этот страшный период оккупации подтвердил свое величие, праведность, внес драгоценный вклад в копилку русской святости. Сочетался с несметным хором героев и праведников, чьи деяния и подвиги сберегают Россию.

Икона Русской Истории, к которой припадают устами русские люди во дни торжеств и несчастий, сохраняются ее благодатью, — эта золотая Икона обрела в себе лики героев 93-го года.

Пожарище Дома Советов, подожженного танками, где сгорали дети и женщины, высветило Абсолютное Зло, которое до этого рядилось в личины Добра. Пряталось под фрак Ростроповича, пело голосом Окуджавы, умничало в кабинете Гайдара, обличало в трудах Волкогонова. Это Зло, его страшная кровавая харя, его мохнатые липкие лапы видны по сей день, как бы ни извивался Явлинский, ни похохатывал Черномырдин. Зло засвидетельствовано на виду, и его ожидает возмездие. Под светом прожекторов, как ослепшая летучая мышь, корчится Ельцин. Весь мир с отвращением и ужасом указует на нетопыря.

Народ унес с баррикад свои раны, свои окровавленные знамена и песни и продолжил восстание. Без пушек и штурмов Зимнего, отложив автомат и взрывчатку, молчаливо и истово отвергая мучителей. Теряя по миллиону в год своих стариков и детей, ломал ненавистный строй, губил преступный уклад. Отверг Березовского, отвернулся от Кириенко, не внял Сванидзе и Киселеву, не искусился на Киркорова и Газманова. Крестьянин в поле среди лебеды, рабочий в цеху среди заржавелых станков, офицер в гарнизоне среди самострелов, голодный писатель над утлым листком бумаги — всем миром, всем народом не приняли мерзкий уклад. Он испарился, как наваждение, оставив смрад газетных статей в «Известиях», зловонье репортажей в «Итогах».

Но Победа еще далеко. Хрипит в Барвихе Ельцин, управляет «силовиками», нацеливает их на народ. Лысоватый чернявый Бирон, вхожий в опочивальню к царевне, крутит «семьей», как рулеткой, пугает судьбой Чаушеску. Держит на цепи в сибирском углу овчарку, прикормленную на человечине, вот-вот ее спустит. «Еврейский фашизм» стращает мир «русским фашизмом», готовит отряды «Бейтар».

Еще много русских людей, стариков и младенцев умрут от тоски, зачахнут у пустых материнских сосцов, найдут смерть в катастрофах. Но мы сдерем, сцарапаем, соскоблим с себя мерзкую, впившуюся в нас сороконожку. Омоемся чистой ключевой водой. Оботремся белым рушником. И прежде, чем взяться за плуг, сесть за штурвал, положить первый камень в фундамент, мы придем на поминальное место, где пять лет назад на баррикадах сражались наши товарищи. Помолимся об убиенных. Выпьем, не чокаясь, чарку. Поклонимся в ноги вдовам и сиротам. Обнимемся с генералом Макашовым, И пойдем в наш Русский Путь, крестный, сияющий.

сентябрь 1998 г., № 35

Страну своровали, всю, от океана до океана. Завернули в старый пиджак Березовского и унесли. И великий народ остался стоять в чистом поле в одних кальсонах. Поет «Варяга», машет красными флагами, а кушать нечего.

Но и воровать нечего. Все, что накопил Сталин, реформаторы с головой Гайдара, ягодицами Чубайса, лапками Уринсона, встроили в мировое сообщество, невозвратно для России. Батурин от станции «Мир» отвернул последний болтик и послал другу в Хьюстон.

Нельзя сказать, что отдали все сразу, без боя, поверив Мавроди, Бурбулису и группе «На-На». Кое-кто отбивался. ГКЧП пытался прогнать грабителей, но Пуго застрелили, Ахромеева повесили, остальных посадили на цепь. Русские писатели показали Евтушенко на дверь, но их назвали фашистами и перестали печатать. Однажды оголодавший народ вышел на баррикады, привел с собой детей и женщин, но Ельцин попросил Грачева, чтобы тот приказал Евневичу подкатить танки, и те прямой наводкой стреляли в «красно-коричневых», и ОМОН геиерала-«миротворца» Романова играл на стадионе в футбол оторванной детской головкой.

Последним, кто пытался отыскать что-то ценное в обобранной до нитки стране, хоть какую-нибудь медную клемму или иконку позднего письма, был Кириенко. Но его самого, приняв за крошку хлеба, склевал воробей.