— Ну, сноб ты, Сергей Николаевич! Ты тут своими играми никого не покоришь и армию себе не наберешь, пока делом реальным не займешься. Никто не увидел, что ты здесь за стратегию построил. Администрацию ты полномочиями запугал. Они тут настрочат донесений тебе в Управление, будь спокоен. Пришел, увидел, победил. Студенты, конечно, твои, но откат будет, как после реформ Петра. Точно говорю. Я ж их, властителей, знаю как облупленных. То-то на острове и сижу. А ты, смотри, какой прыткий! Всех твоих игроков с работы завтра турнут по неведомым причинам. А студент у нас без работы вымирает, особенно старшекурсник. Я тебе тут, конечно, поправлю, что смогу, но на Сахалине у меня авторитет сомнительный, особливо среди чиновников. Опасаются. Иной я, но еще я — иной, чем ты. Всех твоих изгоев в Гидрострой мне не взять. Так что, если козыри в рукаве — доставай не бойся.

— Ты мне хочешь сказать, что привези я денег на развитие Края, со мной бы в захват Хоккайдо играл весь ваш сраный истеблишмент?

— Ну да—ты понятливый. Сколько лет тебе твержу: нельзя людям ничего объяснить, кроме как вложить средства в их территорию или построить завод, на худой конец, чтоб им было где работать на Хозяина и чтоб немного у государства украсть для собственного блага или так, из интересу.

— Материалист ты, Григорич.

— Романтик ты, Николаевич. Нашел кого японской войной пугать! Я отстреляюсь. Останусь в тылу, буду партизанить на катерах... Вложусь в твою игру, раз так настаиваешь, что узкоглазые попрут. У меня с ними счеты человеческие. От стратегии это далеко, зато к телу — близко. Пойдем, постоим у моря, да и лететь тебе скоро. Оружие я себе тут заведу. Уговорил. Хотелось бы, чтоб федералы помогли, но ладно — сами справимся. Сторожевик прикормим. Что косишься? Здесь тебе Восток, а не Москва. Вечно приходится приплачивать этому государству за него же самого. Что скажешь, служивый, нечем крыть? Выводи меня, разведка, на торговлю высокоточным оружием. Что думаешь, святой я? И ты не святой, раз в войны играешь, вместо того, чтобы нас всех тихо японцам сдать из экономической выгоды. Патриотизм замучил? А я, вот, Москву родиной не чувствую. А здесь... Здесь я дома. Питер и без меня выстоит. Его морские чудеса кончились три века назад. Пограничников вооружить мне придется, и население мое ускользающее рыбное тоже молчать не будет. Понял я тебя и игры твои. На Бога надейся, а «стингеры» на катера ставь, как миленький. Прислал бы мне каталог какой, что ли. А то у японцев покупать мне не с руки как-то, сюрреализм получается. Войну миров помножить на сделку двух купцов...

Вертолет доставил его обратно в Южный, и уже в самолете на Москву Первый читал электронные записки Владлена. Игра собрала отчет, который мог бы стать романом века, если бы были силы упаковать его в фантастику или какую беллетристику для любителей стратегических сюжетов. Нужно поговорить с Гномом. Он сможет.

Первый ничего не чувствовал, кроме легкого шелеста внутри. Он не был усталым... Он просто не был... Он летел и как бы листал страницы игры, отгоняя от себя лишнее, субъективное, непригодное для официального доклада. Владлен писал кратко. Они все улетели сразу после банкета, потому что время не ждало, а он вот завернул на Курилы. Растянув время, которого не было.

«Русско-японско-корейско-тайваньско-китайская война 2017 года, насколько можно судить, в компактифицированном виде заключает в себе десятилетия "барьерных" войн и постиндустриальной катастрофы», — писал Владлен. «Прямо диссертацию пишет, да еще словами его, Первого».

С политической точки зрения война 2017 года интересна, прежде всего, тем, что это был первый открытый конфликт держав, вовлеченных в постиндустриальное проектирование, причем в той или иной степени он затронул все четыре Мировых Проекта.

— Ишь ты, заигрался. Смотрит на войну года эдак из 2020-го. Статью для энциклопедии пишет. Из Будущего. Девки Южно-Сахалинские на него во все глаза смотрели. В форме военной разведчик со взором горящим. Пижон. Даже Машка вздыхает. Машка проявилась отлично. Как всегда. И Гном. Зря Первый его как-то топил немного. Особенности личности, конечно, не очень, но командующий блестящий. В структуру его не сунешь, ладно — останется штатским. Там года через три-четыре, глядишь, такие «дырки» в кадрах будут, что и система сдастся. Японцы приглашают писателей к себе в будущее, мол, японский метафорический уровень по всему миру поддержите... А мы, братья вы наши узкоглазые, игромастеров командовать войной поставим, чтоб ваш метафорический уровень — да и бомбами с лица земли! А были бы в стране в достатке кадровые военные, так пролетели бы ролевики. Да где ж их, кадровых, взять... Демография круто разворачивала время вспять. Некому периметр удерживать...

Девчонка-пятикурсница вывела эскадру из Петропавловска с погашенными огнями. Это был ход. Гном ей, что ли, подсказал? Она не смогла развить свой маневр, но внесла конкретную панику в штабы наступающих. С тех пор каждую ночь Первый тихо выводил эскадру с потушенными огнями, предотвращая некоего Японского Гнома. Врешь, Григорьевич! Конверсия с Игры есть — и деятельная, аж жуть. Первый уже решил, что штаб войны будет в Хабаровске, а эскадру он выведет, если понадобиться, своими средствами. Он понял, что сейчас с удовольствием вывел бы все материалы в зону секретности, а с игроков взял бы подписку о неразглашении. Демократия портила ему все карты. Он отогнал паранойю. Горский утверждал, что японцы вообще не воспримут эти университетские шутки. Они в своем снобизме постиндустриальности отметят событие как нечто среднее между туристским слетом и дискуссией молодежи с элитами перед выборами. Начальство Первого также вовсю открещивалось от мероприятия, что, конечно, дымовую завесу создавало. «"Он у нас на крючке! — последние слова Китобоя"», — некстати вспомнил Первый. — Больше играть нельзя, повторяемость появится, можно легко засечь. Никто не доказал, что у узкоглазых нет мерила активного мыс- ледеятельного поля, а вдруг они еще умеют его калибровать: слет тут или война с японцами?» Горский успокаивал Первого, что мы изобретем это сначала, а потом они уже украдут, как обычно. Так по Горскому проявлялась лояльность традициям международных отношений — история поступательна—Первый считал, что история с недавнего времени начинает скакать...

А война вышла, конечно, странная. Какое тут фазовое доминирование по Влад лену, тут вообще откат назад по полной схеме. Депрессия, конечно, потреплет их. Сахалин-то сдали. Молодцы! На бумаге, но сдали Сахалин... А в реальности, что ж, и Владик сдадут? «И Ригу сдадим, и Вильно, и Ревель уйдет чухне...», — что за старые стихи лезут в голову. Одно утешает, что, стало быть, жив еще. Владивостокские играть не приехали. Просили прислать результаты, нахалы, а там кое-какие силы были, и Первый ждал их. Хабаровск, наоборот, прислал команду, и явились какие-то кучные, тихие штабисты, а не студенты вовсе. Окопались, но сделали самый мощный анализ игры и быстро все — за последнюю ночь, вот вам и купеческий город, тормозной и раздумчивый. Нерефлективный как бревно. Сколько людей, столько и мнений. Пока сам не проверишь - выбирать нельзя. Первый утвердился в том, что штаб Будущей АТРовской войны будет в Хабаровске. Там появились субъектики, которые озвучивали позицию «мы».