2. Спустя определенный промежуток времени — не более двух месяцев — ты выкажешь желание иметь собственную квартиру или маленький дом. Этот дом я отдам под госпиталь и перееду в квартиру в Берлтоне.

Если ты все же пожелаешь увидеть меня, я буду в кабинете до двенадцати. Но условия остаются неизменными. Советую тебе с этим примириться.

— И он передал ей это письмо? — спросила Лидия. — Каким образом?

— Фрэнк просунул под ее дверь. Потом он ушел. Мы с ним столкнулись у входной двери — я как раз пришел.

— Вот как? Ты никогда не говорил…

Марк печально улыбнулся.

— И Фрэнк тоже, дорогая.

Он встал, подошел к камину, бросил письмо в огонь и стал смотреть, как оно горит, чернея и сморщиваясь.

— Интересно, — промолвил Марк, — что она делала, когда Эллиот слышал, как закрылась ее дверь в половине двенадцатого?

Мисс Силвер защелкала спицами.

— Возможно, мисс Парадайн намеревалась спуститься и повидать мистера Парадайна. Но, услышав, как закрылась парадная дверь за вами, мистер Марк, и что мистер Рей и мистер Пирсон пересекают холл, она, естественно, вернулась в свою комнату.

Марк наклонился и подтолкнул ногой полено в очаге. Пепел раскрошился, и искры взметнулись вверх — письма больше не существовало.

— Именно это не выходит у меня из головы. Если бы она тогда спустилась и поговорила с дядей Джеймсом, все могло бы пойти по-другому и, может быть, убийства бы не было.

— Об этом бесполезно размышлять, мистер Марк. Мы должны не думать о прошлом, А следить, чтобы оно не повредило будущему.

Марк кивнул и вернулся к подлокотнику кресла Лидии.

— А как быть с Албертом? — спросил Эллиот.

Марк хлопнул себя по колену.

— Я отстаивал его перед полицией — сказал, что не буду предъявлять обвинение, но Вайнер заявил, что не может отказаться от преследования уголовного преступления. Тогда я напомнил, что у нас нет доказательств преступления. Алберт абсолютно прав — дядя Джеймс сам мог заменить камни. Конечно мы знаем, что он этого не делал, но опять-таки доказательств у нас нет, А Алберт, несомненно, хорошо замел следы. Но даже если бы у нас были доказательства, где бы мы тогда очутились? В самой гуще скандала, которого старались избежать. К счастью, вмешался старик Босток: сказал, что я прав и что дело чертовски щекотливое. Короче говоря, он угомонил Вайнера, так что Алберта, по всей вероятности, ожидает не тюрьма, А армия.

— Ну, тогда можно считать, что война выиграна! — фыркнул Эллиот.

— Уладив это дело, — продолжал Марк, — я вернулся и посоветовал Алберту облегчить душу, что он и сделал. Не знаю, много ли в его рассказе лжи — думаю, что не так много, хотя, конечно, он постарался выставить себя в более или менее выгодном свете. Его мать болела, и они очень бедствовали. Алберт работал в ювелирной фирме с солидными связями. Они получали много драгоценностей для переделки и ремонта. Он начал понемногу заменять камни — не на стразы, А на другие, более низкого качества, — потом продавал изъятые камни, А разницу между ним и заменой клал себе в карман. Алберт утверждает, что там неоднократно проделывали подобные трюки, что помогло ему сориентироваться. Потом его мать умерла, и он переехал сюда. Алберт говорит, что не помышлял ни о каком мошенничестве и собирался стать трудолюбивым и респектабельным, надеясь, что это выгоднее, чем балансировать на грани преступления. К несчастью, прошлое догнало беднягу в лице его друга Иззи. По словам Алберта, Иззи шантажировал его. Этой части повествования я не особенно верю. Думаю, Иззи предложил аферу с бриллиантами тети Клары, и Алберт клюнул на это. Тогда можно было быстро сбыть камни. Наши денежные мешки нервничали из-за перспективы налога на капитал после войны и обращали его в бриллианты. Камни тети Клары только что были оценены, так что шансов на переоценку, даже для утверждения завещания, было немного. Алберт договорился с Иззи и стал ждать удобной возможности. Она представилась, когда дядя Джеймс слег в прошлом году. Он часто посылал Алберта за футлярами из сейфа. Остальное не составляло труда. Алберт фотографировал драгоценности и производил тщательные измерения, Иззи изготовлял копии, и Алберт заменял ими бриллианты. Он раздувался от гордости собственным опытом, и я с трудом удержал его от лекции на эту тему.

Мисс Силвер кашлянула.

— Тот факт, что мистер Пирсон, обладавший информацией во всех областях, не мог или не хотел делиться сведениями о его бывшей профессии, впервые привлек мое внимание к бриллиантам.

— С вашей стороны это было ужасно умно, — похвалила Лидия.

Мисс Силвер скромно покачала головой.

— О нет, — промолвила она. — Естественно, алиби мистера Пирсона было очень подозрительным обстоятельством, но по отношению к молодому человеку, старающемуся продвинуться по службе, оно могло иметь самое невинное объяснение. То, что он сказал мистеру Рею, было правдой. Мистер Пирсон не слишком привлекательная личность. Его не любят, и никто бы особенно не огорчился, узнав, что это он вызвал неудовольствие мистера Парадайна. Поэтому все сводилось к следующему: если у мистера Пирсона был мотив для убийства мистера Парадайна, алиби стало бы компрометирующим обстоятельством, А если бы оно оказалось фальшивым, то вполне убедительным. Ища возможный мотив, я, естественно, подумала о бриллиантах и предложила, чтобы оценщик присутствовал при открытии сейфа.

— И все-таки это было очень умно, — настаивала Леттер-Энд думали, что Марка арестуют с минуты на минуту. Это было все равно что стоять на краю жуткой бездны, ожидая падения. И вы спасли нас.

Марк снова положил руку ей на плечо.

Мисс Силвер улыбнулась обоим.

— Похвала приятна, даже когда она преувеличена. Не думаю, чтобы мистеру Марку действительно грозила серьезная опасность. Понимаете, для меня с самого начала было ясно, что он невиновен. Он выглядел потрясенным и расстроенным, но в нем не было никаких признаков вины или угрызений совести. Однако первый же вечер в этом доме ясно продемонстрировал мне две вещи. Мистер Пирсон пребывал в нервном состоянии и уклонялся от попыток завести разговор на тему драгоценностей. Мисс Парадайн испытывала явный антагонизм в отношении мистера Рея и собственнические чувства в отношении миссис Рей. Я весьма восприимчива к подобным эмоциям, что весьма полезно в моей работе. Сильные чувства такого рода указывают на мотив убийства более четко, чем конкретные доказательства. Я задумалась о мисс Парадайн, но не упускала из виду и мистера Пирсона. Мистер Парадайн, не назвав имени человека, которого он обвинил, позволил каждому, ощущающему за собой какую то вину, относить его слова к себе. Я вскоре открыла, что чертежи взяла мисс Парадайн, но не исключала возможности, что убийство совершила не она, А мистер Пирсон. Чем больше я думала о его алиби, тем более подозрительным оно мне казалось. После рассказа Полли стало трудно верить в его невиновность, А после заявления мистера Джоунса, что бриллианты фальшивые, и вовсе невозможно.