А с парома Скарф все смотрел и смотрел на удаляющийся остров и на одинокую фигуру Дюпре, пока причал не исчез в темноте.

* * *

Мэриэнн выпила за ужином два бокала вина, а Дюпре только одно пиво. Он предложил отвезти ее домой и пообещал, устроить так, чтобы ее машину поставили у дверей дома к восьми часам утра. Сидя на пассажирском сиденье «эксплорера», она молча смотрела в боковое окно. Дюпре хотелось думать, что она молчит, потому что ей хорошо, но он чувствовал ее печаль.

— Ты в порядке?

Мэриэнн кивнула, но ее губы дрогнули, и Джо понял, что она вот-вот заплачет.

— Прошло столько времени, ты ведь знаешь...

Он не знал и чувствовал себя глупо, потому что не знал, о чем она.

— С какого момента?

— С тех пор, как я в последний раз проводила чудесный вечер с мужчиной. Я уже почти забыла, как это бывает.

Он кашлянул, чтобы скрыть свое смущение и тайное удовольствие.

— Ты всегда плачешь в конце приятного вечера?

Она улыбнулась и смахнула слезы кончиками пальцев.

— Черт, у меня наверно вся тушь растеклась по лицу.

— Нет, ты выглядишь потрясающе.

— Врун.

«Эксплорер» свернул на дорожку, ведущую прямо к ее небольшому домику, и остановился перед дверью. Джо взглянул на Мэриэнн. Она посмотрела на него.

— Ты не хочешь зайти? Я сварю тебе кофе.

— Конечно. Кофе будет кстати.

Он прошел вслед за ней в дом и уселся на краешек дивана в гостиной, а она направилась прямо в ванную, чтобы подправить макияж. Выйдя оттуда, Мэриэнн сразу же отправилась на кухню и поставила чайник на плиту. Он зашипел.

— Извини, — крикнула она, — у меня только растворимый.

— Совсем как дома.

Она появилась в дверях, не вполне уверенная в том, что он имеет в виду.

Он перехватил ее взгляд.

— Нет, честно, это будет совсем как дома. Все, что я когда-либо себе готовлю, это растворимый кофе.

— Ну что ж, если ты так говоришь... Включи какую-нибудь музыку, если хочешь.

Он поднялся и подошел к стопке компакт-дисков. Проигрыватель JVC стоял на третьей полке книжного шкафа. Джо попробовал изогнуться, чтобы прочесть названия на дисках, но в конце концов вынужден был встать на колени, а потом просто лег на пол и начал водить пальцем по незнакомым названиям.

— Я не знаю ни одну из этих вещей, — сказал он, когда Мэриэнн вошла в комнату, неся на подносе две кружки кофе.

— Подумать только, какой ты серый, — рассмеялась она.

— Радио заменяет мне всю музыку, а я не так часто бываю на материке, как раньше. Слушай, а братья Дуби все еще поют вместе?

— Я слышала, что Майкл Мак-Доналд ушел, — сказала она.

— Да и у Саймона с Гарфункелем дела идут не очень хорошо.

Он почувствовал запах ее духов, когда Мэриэнн встала на колени рядом, и ее рука нежно провела по его волосам, когда она наклонилась вперед и аккуратно вынула диск из стопки. Джо положил огромную ладонь на диски, которые были ниже, удерживая их, чтобы они не рассыпались. Она поставила ярко-голубой лазерный диск, потом просмотрела номера, пока не остановилась на шестом. Раздались звуки медленного фанка.

— Похоже на Принца, — сказал Джо.

Она подняла бровь:

— Может быть, ты и не настолько серый, ты почти угадал. Это Максвелл. А песня называется «Пока в дверь не постучатся полицейские». Я полагаю, ты оценишь юмор.

— Хорошо, — согласился он. — Я имею в виду песню, а насчет юмора не вполне уверен.

Мэриэнн шутливо ударила его, потом поднялась и прихлебнула кофе, продолжая двигаться в такт музыке. Дюпре смотрел на нее, лежа на полу, потом резко качнулся и поднялся на ноги. Он взял свою кружку с кофе, автоматически схватив ее всей рукой вместо того, чтобы безуспешно пытаться просунуть палец в ручку. Какие маленькие вещи, подумал он. Надо все время помнить, какие кругом маленькие вещи.

Мэриэнн подошла к окну и выглянула на улицу. Она посмотрела на темные деревья, которые росли позади. Ее тело напряглось. Дюпре ждал, когда она заговорит.

— Птица, — начала она, и он почувствовал, как по спине пробежал холодок. Неужели она тоже заметила их отсутствие? Он немедленно вспомнил о своем разговоре с Эмерлингом и Джеком, и удовольствие от вечера растаяло, как дым.

— Птица, которую ты избавил от страданий...

Джо почувствовал некоторое облегчение, пока не подумал о Дэнни и о выражении его лица после того, как он убил птицу.

— Я уже говорил, мне очень жаль, что так случилось, — прервал он, — мне надо было заставить его уйти куда-нибудь.

— Нет, дело не в этом. Я думаю, что Дэнни выкопал ее после того, как ты ушел. Я думаю, что он выкопал ее и... что-то с ней сделал.

— Что именно?

— Я нашла кровь и перья. — Она не стала рассказывать о своем страхе, надеясь, что полицейский и так догадается.

Дюпре поставил чашку и встал рядом с ней.

— Он мальчик. Их очень интересуют такие вещи. Если хочешь, я могу поговорить с ним.

— Наверно, мне просто страшно.

— Он когда-нибудь мучил каких-нибудь животных?

— Я ругала его за то, что он швырял камнями в кошек, и он издевался над жуками и всякими насекомыми, но я не думаю, что он когда-нибудь намеренно и с удовольствием причинил боль кому-то живому.

— Ну, тогда хорошо. А может быть, на сей раз его простим?

Мэриэнн кивнула, но он снова почувствовал, что она где-то очень далеко от него, что она блуждает где-то в своем прошлом. Дюпре допил кофе и аккуратно поставил кружку обратно на поднос.

— Мне, наверно, лучше уйти, — сказал он.

Мэриэнн не ответила, но, когда он пошел, чтобы взять свое пальто, она протянула руку и мягко положила ее ему на плечо. Он почувствовал, какая у нее горячая рука, даже через рубашку. Мэриэнн взглянула вверх прямо на него, и выражение ее лица невозможно было понять.

— Извини, — виновато улыбнулась она. — Я же говорила, прошло столько времени. Я уж и забыла, как это все должно происходить.

Потом он наклонился к ней, согнувшись почти пополам, и коснулся губами ее губ. Они дрогнули, раскрываясь ему навстречу, и хрупкое тело прижалось к нему. Джо плохо помнил, как они оказались в спальне, как он срывал с себя одежду дрожащими, негнущимися руками. Он нашел ее по свету глаз и бледности кожи, по тающему запаху ее духов. Он целовал ее неистово и нежно и, может быть, впервые в жизни не чувствовал себя неуклюжим. Наверно, это и есть счастье? Джо не помнил себя счастливым, но сейчас он точно знал — это и есть счастье! Краткий миг, когда забыты боль и страх, и ночь отдала их друг другу, накрыв своим крылом.