Воевода готовит масштабную вылазку, в которой должны принять участие лучшие силы гарнизона.

В день вылазки столкновение с отрядами Замойского переходит в большую битву. Неясно, кто одержал в ней победу. Обе стороны приписывают ее себе, и обе понесли значительные потери. Русские и польские источники кардинальным образом расходятся в оценке событий.

«Повесть о прихождении Стефана Батория на град Псков» сообщает: 4 января большой отряд конных и пеших атаковал поляков, выйдя из Великих ворот. «И в той вылазке более восьмидесяти почтенных и прославленных знаменитых панов убили и много важных языков в город привели. Это была последняя вылазка. Всего же вылазок из города было сорок шесть»443. Таким образом, с точки зрения псковичей, они, без сомнений, одержали победу. Допустим, сколько участники вылазки убили «знаменитых» и «почтенных» панов, а сколько незнаменитых и непочтенных бойцов, они знать не могли — не было у них никакой возможности разглядывать и пересчитать трупы. А вот «много важных языков» явно в городе видели. И то, что их сумели доставить в крепость, а не изрубили и не бросили на полдороге, как бывало, когда наседали превосходящие силы неприятеля, свидетельствует еще и об относительно благополучном возвращении русских отрядов под защиту стен с пушками и пищалями.

Рейнгольд Гейденштейн строит сообщение о битве 4 января в принципиально ином ключе. По его словам, «Шуйский, узнав от перебежчиков о численной слабости внешних постов и о количестве оных, возъимел намерение, захватив сперва нечаянным нападением караульные посты, напасть на самый лагерь; с этою целью он собрал около 700 лошадей, оставшихся еще живыми после всех бедствий осады, и посадил на них самых смелых людей. Против города находилось два поста со стороны лагеря; один стоял за рекою Великой, наблюдая за Печорской дорогой, второй — по сю сторону реки выше лагеря. С другой стороны за безопасностью наблюдали отряды, стоявшие при Святой горе. Шуйский выслал около 300 отборных всадников за реку Великую против тех, которые стояли на постах, как указано было, при Печорской дороге; он, как потом стало известно от пленных, имел в виду следующий план: как скоро, по занятии им тех постов, другие, стоявшие на караулах с верхней стороны лагеря, как он имел основание рассчитывать, покинут свои места и переправятся по покрытой льдом реке для помощи своим, то лагерь таким образом будет обнажен и ему будет возможно ворваться в него неожиданно, не встречая никакого препятствия. В тот день пришлось занимать посты хоругви Зборовского, которая состояла из 300 всадников; Фома Оринский (Thomas Orinscius) расположился приблизительно с 40 человеками из этого числа за рекою Великой, а с прочими занимал караулы по сю сторону реки Плесковы выше лагеря Лаврентий Скарбек (Laurentius Scarbecus), наместник хоругви. Но уже до этого Замой- ский дал приказы вообще всем сторожевым постам при вылазке неприятеля не давать ему возможности завязать тут же сражение, но тотчас, обходным движением отступать к лагерю не только для того, чтобы легче можно было с более близкого места отправить им подкрепление, но и чтобы завлечь неприятеля и заставить его вступить в битву подальше от города. Оринский (Orinscius) так и сделал. Шуйский выслал часть пехоты из города, которая, заняв какую-то долину, так как все место было пересечено неровностями, и, отрезав отступление, открыла сильную пальбу из ружей. В это время Замойский приказал Скар- беку, державшему, как выше указано было, караул на более отдаленном посту тотчас переправиться через реку и произвести нападение на неприятелей, и вместе с тем сам, сев на коня, приказал следовать за собою находившимся в резерве, как объяснено было выше. Когда Скарбек очень скоро переправился через реку, то Шуйский, лишь только заметил, что лагерь лишен охраны, тотчас выслал из разных ворот всю пехоту и конницу для взятия лагеря. В это время… караулы в палатках, которым Замойский приказал следовать за собою, уже приготовились к битве и прежде всех Венгерцы, занимавшие часть лагеря при реке Великой, затем Иван Кретковский (lohaunes Kretkovius) с хо- ругвию Станислава Пржиемского, (Stanislaus Prijemscius), Сарнацкий (Sarnacius) с хоругвию Иеронима Гостынского (Hieronymus Gostinius), коих они были наместниками; за ними и другие с такою стремительностью бросились вперед, что при одном их движении, при одной стычке и натиске около 300 человек неприятелей пало, более 60 было взято в плен и весьма много ранено. Шуйский, ожидавший на ближайшей стене исхода вылазки, видя это поражение и бегство своих, тотчас, отозвав их, увел в город»444.

Что тут скажешь? Красива эта история! Успех, одержанный в результате высокого стратегического замысла гетмана Замойского. И сам Замойский не преминул отправить Стефану Баторию и польским дипломатам, которые вели переговоры с российскими, восторженные реляции в том же духе. По его словам, он разбил русских, положил на месте три сотни, да еще несколько десятков пленил.

Но если приглядеться к сообщениям Гейденштейна и Замойского, некоторые нестыковки позволят поставить под сомнение полный успех поляков.

Прежде всего, маловероятен вывод за стены города 700 русских кавалеристов. У Шуйского, следует напомнить, при начале осады имелось под командой 1000 кавалеристов дворянского ополчения и 500 казаков, часть которых, надо полагать, также могла воевать в конном строю. На протяжении всей осады русская конница активно участвовала в вылазках и соответственно несла потери. К тому же город испытал муки голода, и какое-то количество боевых коней просто пошло под нож. И вдруг после четырех месяцев осады выясняется, что Иван Петрович располагает еще семью сотнями всадников! Вот уж поистине чудо, сколь искусно этот воевода сберегал свои резервы! Иными словами, сама цифра — 700 кавалеристов, участвовавших в сражении, — вызывает удивление.

Кроме того, поляки понесли серьезные потери. Зборовский признается в своем письме, что у него погибло двое знатных людей — поляк Грудзкий и венгр Кобор Ферреус (Франциск?). Более того, некий Пёнтковский пропал без вести445. Исчезновение с поля боя скорее всего означало то, что его пленили русские. Стало быть, данные «Повести…» о захваченных на вылазке польских «языках» получают подтверждение хотя бы частично. Гейденштейн показывает более плачевную для поляков картину: «С нашей стороны также погибло несколько человек в этой стычке, так как при занятии неприятелями долины невозможно было другим придти на помощь окруженным. Взят был в плен знатный всадник Пентковский (Pientkovius) и уведен неприятелями. Оринский (Orinscius), долго храбро сопротивлявшийся неприятелям, также погиб, пораженный с более высокого места, пулею в плечо и грудь. Петр Грудзенский (Petrus Grudsenscius) был убит выстрелом со стены из пушки большего размера в то самое время, когда уже открыл себе дорогу мечом сквозь неприятелей и почти добрался было до безопасного места у наших и почти до самого лагеря. Из венгерских всадников пал Франциск Кобор (Franciscus Kobor) и Барраб Балог (Barrabus Balog), мужи храбрые. Если бы не слишком скоро нашим нужно было выдти из лагеря для защиты их, которые вместе с Оринским были окружены, то нисколько не следует, как кажется, сомневаться в том, что все неприятельские войска легко можно было бы завлечь к самому лагерю и, уничтожив их, почти покончить войну»446.

«Благородное», «рыцарское» если бы. Допустим, правы поляки, и русские на вылазке понесли серьезные потери.