Поначалу такая архитектура удивила Рину, но она быстро разобралась, в чем дело. Когда-то дома стояли здесь бесконечной шеренгой, один прирастал к другому, и глухая стена, конечно, глядела в такую же глухую стену соседнего дома. Сейчас же, по мере обветшания проспекта, дома выпадали как старые зубы. Между ними возникали провалы, и вот тут-то глухие стены и представали во всем своем безобразии.

Дальше они шли мимо завода, производящего, видимо, кактусы. Во всяком случае, именно кактусы, посаженные в отрезанные пластиковые бутылки, торчали во всех без исключения пыльных окнах административного здания.

– Смотрите, какая собака! – шепнул вдруг Даня.

Рина увидела, что навстречу им идет девушка с дворнягой на поводке. Дворняга на вид дружелюбная, смешная. Шерсть торчит на нижней челюсти точно кожистый гребень у дракончика Насты.

– Ну и собака! А что в ней такого? – не поняла Рина, замечая, впрочем, что ведущая ее девушка странно напряжена. Поводок держит коротко, прижимая собаку к ноге.

В этот момент девушка и дворняга поравнялись с Алисой. На Алису собака даже не смотрела, глядела в сторону, усыпляя внимание, но, когда Алиса очутилась поблизости, пес вдруг сделал быстрое движение мордой и, страшно гавкнув, щелкнул зубами у ноги Алисы. Алиса с воплем отскочила. Хозяйка собаки измученно и запоздало дернула поводок. Рине сразу стало понятно, почему у нее такое затравленное лицо. Такие лица бывают у мам, которые ждут от своих капризных детей очередного фортеля, заранее за него извиняются, но ничего не могут с этим поделать.

– Она так на каждого прохожего кидается! Нравится ей пугать! Ну-ка посмотрим, что со мной будет! – с предвкушением сказал Даня и, забежав назад, двинулся навстречу собаке.

Дворняга, конечно же, отвернулась, притворяясь, что не замечает Даню, а когда ее проводили мимо, попыталась укусить. И опять щелкнули зубы. Причем на этот раз внутри ноги Дани, которую тот не убрал. Собака смогла прихватить лишь пустую штанину. Пес, ничуть этого не ожидавший, дернул штанину, пытаясь тащить ее, но вдруг, что-то сообразив, от ужаса завыл. Шерсть у него встала дыбом, и он помчался по дороге, волоча за собой хозяйку.

Они прошли мимо длинного забора, обклеенного афишами каких-то давно состоявшихся зрелищ. Выше уровня афиш черной краской было написано «Костя», а дальше семь закрашенных квадратиками букв – по одной закрашенной букве на секцию забора. У Рины и Дани случился филологический ступор. Они пытались угадать эти семь ужасных букв, но не могли. Будь закрашены три буквы или четыре, проблем бы не возникло – но чтобы кто-то не пожалел краски на целых семь?!

Рина даже пушкинским перстнем лоб потирала, но, видимо, словарь Пушкина, несмотря на свое несравненное богатство, таких слов не включал.

– Может, «молодец»? – предположил Даня.

– Или «чемпион»? – выдвинула свою версию Рина.

– Зачем тогда закрашивать? – усомнилась Алиса.

– А почему закрашивать должны только дурные слова? Этим мы опошляем людей, заранее снижая высоту их побуждений! – начал горячо возражать Даня. – Быть может, кто-то не согласен, что Костя чемпион? У всех есть злобные завистники! Или сам Костя из скромности не согласен, что он чемпион? Вот я, например, Костя! Я иду на тренировку и вдруг вижу, что на заборе меня называют чемпионом. Мне неудобно. Неловко, наконец. Я знаю, что никакой я не чемпион, а просто много работал над собой и кое-чего достиг. Я хватаю краску, лезу на забор…

– Скорее всего, так и было! – сразу согласился Сашка, зная, что иначе Даню не прервать.

После забора начался песочный с красным подпалом дом с множеством колонн. Во двор вела арка с круглыми декоративными щитами, подвешенными на железный кованый стержень. Видимо, когда-то этот стержень ограничивал ход тяжелых ворот, мешая им распахиваться в противоположную сторону и расшатывать крепления. В центре дома над деревянными дверями был балкончик.

Сашку заинтересовали ручки дверей парадного входа. Ручками служили четыре отполированные многочисленными прикосновениями конские подковы, прибитые полукругом вверх. Каждого тянуло коснуться этих подков – может, потому, что в подкове заключены вековые надежные счастье и покой, о которых человечество уже позабыло, но нутром еще как-то угадывает. Сашка потянулся к подковам, но руку не донес. Он увидел, что на пальцах его, пробегая между ними, вертится и бегает золотая пчела. Такая же пчела появилась и на руке у Рины, а у Дани выше костяшек застыли сразу две литые, тускло поблескивающие пчелы, напоминавшие перстни. Лишь у Макара пчела непонятно почему сидела не на пальцах, а на носу, и он ее старательно сдувал.

Через дорогу, вызывая панику среди спешащих остановиться машин, уже бежали Фреда, Кирюша, Лара, Влад Ганич и Лена.

– Подковы! Наши шныровские, да? – кричали они.

– Похоже… да! Причем старенькие подковы, поработавшие! Вон как их слизало! – признал Даня, присаживаясь, чтобы оглядеть их снизу.

– Может, просто лошадиные?

– Нет. Это сейчас мы готовые подковы покупаем. А раньше для пегов их особо ковали. Пег же в основном не скачет, а летает. А раз так, то стираемость у подков низкая и можно сделать их легкими. И еще на них нужны выступы, чтобы на двушке не скользить по скалам Первой гряды. В общем, господа, шныровскую подкову я отличу и во сне! – сказал Даня.

– А я вот во сне сплю! – заметила Лена.

– Ты и не во сне спишь! – шепнул Кирюша.

Он потянулся к подковам, но, вспомнив предупреждение, что недостойному закладка может прожечь руку до кости, спрятал руку за спину.

– Что, страшно? Давай я! – Фреда решительно положила ладонь на среднюю подкову. Причем сразу положила, без пугливых отдергиваний. Оглянулась, победно взглянула на остальных, после чего спокойно ощупала остальные подковы.

– Что и требовалось доказать! – сказала она презрительно. – Подковы не закладка! И в деревянные двери камень не вмуруешь!

– Зачем тогда здесь подковы?

– Подсказка от Арсения Тартилло. Видимо, дом действительно тот самый… – Фреда сдула с пальцев мешавшую ей пчелу.

Пчела перелетела на штукатурку справа от двери и быстро побежала наискось и вверх. Другие десять пчел, включая двух пчел Дани, только этого и ждали. Они переместились на облупленный камень и цепочкой последовали за первой пчелой. Цепочка пчел образовала идеально прямую линию. Стрелу, направленную на стену правее балкончика. Вот они достигли нужного места, забегали – и стрела превратилась в круг. Одиннадцать золотых пчел, головами повернутые внутрь. И между ними три незаштукатуренных кирпича…

На подоконнике лежали заряженный шнеппер и трубка, чтобы стрелять стрелками шныровского боя. Из опасения, что кто-то из жильцов войдет в подъезд, все это было застенчиво прикрыто рекламной газеткой.