Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сначала, когда начинают пытать террориста, многие в антитеррористическом штабе резко протестуют против такого варварства. К тому же это незаконно!.. Но их усиленно убеждают, что иначе погибнут миллионы американцев. И они быстро убеждаются и привыкают — вскоре в нескольких метрах от них в специальной камере палач пытает террориста, а члены штаба занимаются своими делами — кто-то бреется, кто-то изучает бумаги, благо пыточная камера шумонепроницаемая.
Но потом выясняется, что ненависть террориста сильнее его боли. Палач отчаивается: он ничего не скажет! И предлагает пытать не самого бандита, а его семью, которую тот очень любит и которую не сумел как следует спрятать, хотя и пытался. Американцы нашли жену террориста и двух его маленьких детей!
Вот тут-то западный менталитет себя показал — во всей красе и силе. Против пыток детей запротестовали все, поскольку это же невинные дети! Не могут одни члены группы отвечать за грехи других! Этот тезис единоличной ответственности представляется современному человеку столь естественным, сколь естественным кажется человеку традиционной, варварской культуры тезис противоположный: могут и должны!
— Пусть лучше эти бомбы взорвутся, но детей мы пытать не будем! — восклицает одна из героинь, и ее вопль идет от сердца.
Это гипертрофированный посыл западного мировоззрения: пусть погибнут миллионы, но останется живой наша мораль. У римлян (а наша цивилизация — греко-римская, как вы знаете) был схожий тезис: пусть рухнет мир, но восторжествует закон.
Зритель, кстати, с героиней не согласен — но только потому, что сидит в кинотеатре и понимает: это кино. Он жует попкорн, ждет дальнейшего развития сюжета и нагнетания напряженности. Однако, если ситуация станет реальной, сможете вы, например, дорогой читатель, отрезать куски от чужих детей, чтобы узнать нужные сведения у их отца?… Для представителя же традиционной культуры здесь нет ничего сложного, почитайте Библию и сами в этом убедитесь:
«И прогневался Моисей на военачальников, тысяченачальников и стоначальников, пришедших с войны, и сказал им: для чего вы оставили в живых всех женщин?… Убейте всех детей мужеского пола, и всех женщин, познавших мужа, убейте; а всех детей женского пола, которые не познали мужеского ложа, оставьте в живых для себя…»
Геноцид и педофилия — норма для Традиции. Но нечто немыслимое для Модерна.
Фильм «Немыслимое» имеет открытый конец, что для американского кино — страшная редкость. Героям так и не удалось узнать у террориста про все его бомбы. Их гуманная мораль оказалась слабее дикарской. Примитивная мораль победила. Так простые вирусы убивают сложного человека.
Нам нужен антибиотик против варварства!
Потому что у нас ослаблен иммунитет. Политкорректность и мультикультурализм — как раз симптомы ослабленного социального иммунитета, который не борется с пришлыми «культурными вирусами», а заявляет, что с ними возможно симбиотическое существование. При этом ослабление иммунитета у организма современной цивилизации парадоксально соседствует с аутоиммунной агрессией. Потому что Брейвик — это жуткая аллергия или, точнее, аутоиммунная агрессия социального организма на тела, которые он счел инородными.
Чтобы выздороветь, цивилизации нужно проскочить между этими двумя псевдорелигиями — фашизмом и мультикультурализмом. Как? Отказаться от новой морали в пользу старой мы не можем, поскольку это равносильно отказу от цивилизованности. При этом наша мягкая мораль слишком толерантна для борьбы. Она ведь, в представлении западной интеллигенции, предполагает равенство людей и их культур.
Так вот, заповедь новую даю вам, дорогие западные интеллигенты, — не предполагает! Ребенок не равен в правах взрослому. Варвар не равен римлянину.
Нам нужна нетолерантность! Но одна-единственная нетолерантность — мы должны быть нетолерантны к нетолерантности. Нетерпимы к нетерпимости. То есть к варварству, суть коего как раз и состоит в нетерпимости.
Когда-то европейцы несли «бремя белого человека», будучи абсолютно нетолерантными к дикости. В Индии, как известно, англичане директивно запретили сати — тысячелетний обряд сжигания вдовы на погребальном костре мужа. Возмущенная делегация местного духовенства пришла к английскому губернатору и потребовала от него перестать оскорблять их религиозные чувства, настаивала на уважении местных обычаев.
— Разумеется, мы уважаем ваши традиции! — воскликнул англичанин. — Но от вас также требуем уважения наших традиций. Вы согласны их уважать?
Старцы обрадованно кивнули.
— Так вот, — продолжил проклятый оккупант в пробковом шлеме, постукивая стеком по голенищу. — Вы можете продолжать сжигать женщин на кострах. Но учтите, что у нас, в Англии, есть такая традиция: когда мы видим, что кто-то тащит женщину на костер, мы этого ублюдка вешаем…
Никакого мирного сосуществования овец и волков быть не может. Задача современного глобального города — растворение национального, этнического. Точнее, его выхолащивание. Никто не против национальной еды, это даже прикольно. И против моды никто не выступает. Можно носить кольцо в носу, как это делает молодежь Запада, если это всего лишь мода и за этим не стоит ничего сакрального, как за хиджабом. Потому что еще одна задача современности — десакрализация жизни. Люди современного общества не должны ассоциировать себя с какими-то макроблоками (национальными или религиозными), они должны ассоциировать себя с законом, то есть в первую очередь быть гражданами, а уж во вторую-двадцатую — мусульманами, филателистами или гомосексуалистами.
Когда-то на одном тихоокеанском острове колонизаторов донимали очень агрессивные дикари. Их культура была весьма воинственной. Что же сделали колонизаторы, чтобы решить проблему? Они запретили татуировки. Дело в том, что дикарская культура всегда базируется на внешней атрибутике. Так было и тут: язык татуировок рассказывал дикарям о встреченном незнакомце все — из какого он племени, кто его предки, чем он славен, какой ранг занимает в стае соплеменников… Запрет этого «телесного языка народа» сразу уничтожил агрессивную местную культуру, сведя аборигенов до просто людей.
Аналогично поступили и большевики в Средней Азии, запретив паранджу. И с этой точки зрения запрещение хиджаба (как во Франции) или запрет строительства новых минаретов (как в Швейцарии) — шаг в том же направлении. В направлении разрушения агрессивной самоподдерживающейся инородной культуры. Которая плоха не тем, что она иная, а тем, что менталитет носителей этой культуры не соответствует реалиям современного общества. И видимая несправедливость — «ах, они запрещают нам носить головные платки, а их женщины могут носить шляпки!» — есть несправедливость кажущаяся. Потому как то, что можно взрослому, нельзя ребенку: он еще незрел. США можно иметь ядерное оружие. Ирану — нет. Спички детям не игрушка.
Вы спросите, а как отделить страны-взрослые от стран-подростков, которым кое-что должно быть запрещено? Очень просто — по степени урбанизации и экономического развития. Каков процент городского населения?… Выросло два-три поколения в городах или еще нет?… Какова рождаемость — уже упала или еще нет?… Разрешены однополые браки или еще нет?…