— слово «олень». А одно слово, выбравшись наружу, помчалось длинными скачками: это был крупный заяц; и следующее слово тоже вышло вприпрыжку — это оказался кролик. Кто-то из небесных людей сказал слово «дуб», а кто-то

— «ольха», «земляничное дерево», «сосна», «дикий овес», «виноградная лоза»… Они говорили, и их слова становились живыми земными существами, медведями или зелеными водорослями на поверхности пруда, кондорами и вшами, травой и стрекозами. Койотиха тоже пыталась научиться говорить как они, но не смогла, а только подвывала. Как бы она ни кривила свою пасть, ничего оттуда не выходило, кроме воя и шакальих песен. Небесные народы смеялись над нею и земные тоже. Койотихе стало стыдно. Она опустила голову и убежала в горы. У нас считается, что она убежала на гору Ама Кулкун, но ты ведь понимаешь, что она могла с тем же успехом убежать и на гору Кулкун Эраиан, или же на такую гору, которая и вовсе нам не известна, или же на гору, которая существует только в Четырех Домах. Итак, Койотиха убежала на одну из гор Восьмого Дома, в дикие края. Разгневанная и опозоренная, она вошла в гору, внутрь ее, и гора стала ее хейимас, священным домом дикого края. И там, внутри, в темноте, Койотиха поглотила свой гнев и испила свой стыд, съела огонь, исходивший из земли, напилась из кипящих сернистых источников. И там, внутри, она по собственной воле вошла сама в себя глубоко-глубоко, и в темноте, в собственном чреве сотворила койота-самца.

И во чреве горы она его родила. И пока он рождался на свет, то кричал: «Койот говорит! Койот произносит это слово!» Родив койота-самца, Койотиха покормила его своим молоком, а когда он подрос, они вышли из чрева горы и на склоне ее, в зарослях карликового дуба совокупились. Другие народы следили за ними и видели это, и все они тоже начали совокупляться друг с другом. И этот день стал большим праздником. То был самый первый Танец Луны, и все народы по всей земле танцевали его. Но там, в чреве горы, в хейимас дикого края, где Койотиха, кормя новорожденного, выела внутренность горы, образовалась пустота, большая темная пещера; и эта пустота постепенно заполнилась народом, людьми, сплющенными друг о друга в ужасной давке. Откуда же они взялись? Может быть, из последа Койо-тихи? А может, из ее экскрементов? А может, это она пробовала говорить там, внутри горы, и слова ее вдруг превратились в этих людей? Никто этого не знает. Но люди были там, стиснутые в темноте и ужасной тесноте, и от этого гора сама заговорила. Она сказала свои первые слова — «огонь», «лава», «пар», «газ», «пепел» — и взорвалась. И вместе с клубами пепла и разлетавшимися во все стороны кусками пемзы наружу вылетели люди, изрыгаемые горой и дождем падавшие вниз, на леса, на холмы, на долины этого мира. Сперва извержение вызвало множество пожаров, но потом камни и люди остыли и стали жить там, где приземлились, строя дома и хейимас, соседствуя с другими народами. Мы говорим, что приземлились ближе всех к Горе-Прародительнице, мы не отлетели слишком далеко, а потому и не ударились так сильно, как другие, а потому и оказались умнее прочих, тех, что живут в других местах. У них-то от удара сперва всякий разум отшибло. Так или иначе, но мы с тех пор живем здесь, дети Койотихи и Горы, их экскременты и произнесенные ими слова. Так у нас говорят, и считается, что именно с этого все и началось.

Хейя, хей, хейя, хейя, хейя.

Отправься мы в другой город или в другую хейимас, или к другому сказителю, то, без сомнения, смогли бы услышать и другой космогонический миф, но пока что давайте лучше поблагодарим Красное Перо (которая улыбается украдкой) и отправимся в верхнюю часть Долины, миль за восемнадцать отсюда, в Вакваху, святой город на Горе-Прародительнице, туда, где находится центральный Пункт Обмена Информацией.

«Циклы» в пятьдесят лет и «круги» в четыреста пятьдесят лет, которые упоминаются в некоторых документах и используются архивистами как система хронологических координат, видимо, в повседневной жизни значения не имеют. Большая часть людей может, правда, сказать вам, какой сейчас год цикла, и эти данные безусловно полезны для того, например, чтобы узнать, насколько выдержанным является вино, когда у человека день рождения, каков возраст того или иного здания или сада, и тому подобное — в точности как и у нас; однако эти цифры не имеют своих собственных исторических характеристик, подобно некоторым нашим датам: 1984, двадцатые годы, тринадцатый век и тому подобное, как не празднуется здесь и первый день Нового года. На самом деле существует даже некоторая путаница насчет этого дня. Формально первым днем Нового года считается сороковой день после зимнего солнцестояния (сорок первый в високосный год, то есть в каждый пятый); однако в Обществе Сажальщиков о Новом годе говорят в дни весеннего солнцеворота; а согласно народным верованиям и фольклору год начинается тогда, когда прорастает молодая трава и холмы становятся зелеными, то есть в ноябре или декабре. Люди редко знают, какой сейчас день года (дни считаются подряд, начиная с первого до триста шестьдесят пятого), если только им не поручено совершение какого-нибудь ритуального действа, которое должно начинаться в строго определенный день и продолжаться строго определенное количество суток; но и тогда они чаще всего считают по лунным месяцам — от одного полнолуния до другого. Начало Великих Танцев определено как солнечным календарем, так и лунным; вся остальная общественная деятельность — заседания советов Обществ, Цехов и тому подобное — обычно определяется по договоренности: встретимся снова, скажем, через четыре дня, или через пять, или через девять, или после следующего полнолуния. Иногда же кто-то специально просит о таком собрании. И все-таки год, цикл лет и цикл циклов существуют, и благодаря им, как системе отсчета, мы, конечно, можем попробовать разместить Долину в историческом континууме — разумеется, с помощью Обмена Информацией.

Единственный человек, которого мы находим в ПОИ в данный момент, — это Сборщик; ему лет шестьдесят, и он всю жизнь посвятил одной-единственной страсти — извлекать из компьютера данные относительно деятельности человека в Долине Реки На. Наконец-то мы встретились с тем, кто мыслит историческими категориями! Теперь-то уж точно до чего-нибудь докопаемся! Однако тут же возникают новые проблемы. Сборщик с радостью демонстрирует нам программы, которые составил для получения данных — ошеломляющего их количества, — и даже помогает раздобыть бумагу, чтобы мы могли все это распечатать и взять с собой; но материал он воспринимает отнюдь не «исторически». Полученную информацию он располагает даже и не по хронологическому принципу. Для него, по всей видимости, хронология — это изначально искусственное, даже произвольное расположение событий, нечто вроде алфавита по сравнению с предложением.

Но ведь информация в банках Памяти хранится безусловно в хронологическом порядке?

Да, это одна из систем классификации данных; но ведь существует так много иных систем, все они перекрестно-индексированы, и если вы не знаете, как похитрее обозначить свою собственную программу, запрос тех или иных сведений в хронологическом порядке по поводу даже самого незначительного культурного явления, например, по поводу этимологии слова ганаис, «источники», или по поводу переработки желудей, предшествующей их употреблению в пищу, может окончиться получением с принтера нескольких сотен страниц текста, почти полностью состоящего из статистических данных. Но где же среди этих данных нужная нам информация? Сборщик потратил всю свою жизнь только на то, чтобы выяснить, как ее там искать.