— Ну ладно. Хватит. — Маркус тщательно вытер лицо. — Мы пойдем к ней. Собирайся. Я поговорю с адъютантом и выпрошу увольнительную на десять часов. Он мне кое-чем обязан.

— Сейчас? У нас боевая готовность.

— Просто делай, что я сказал, Дом. Потом сможешь немного поспать.

— А на что похож удар «Молота»? Что мы увидим?

— Если ты увидишь это, Дом, можешь попрощаться со своей задницей.

— Твой отец никогда не говорит об этом, да?

— Если ты спрашиваешь, знал ли я об этом дерьме заранее, то я тебе скажу: не знал.

— Я и не думал ничего такого.

— Если бы я знал, я бы сказал тебе. — Маркус постучал по своим наручным часам. — Я вернусь через десять минут. Никуда не уходи.

Дом снова попытался представить себе масштаб планируемого удара «Молота», но не смог. Это событие казалось настолько невероятным, что его нельзя было представить. В том, как это устроено, было нечто совершенно нереальное. Они точно знали дату и время конца света. Он вынужден был несколько раз мысленно повторить себе это, затем произнести вслух, и только тогда у него все сжалось внутри точно так же, как в мгновения смертельного страха за своих близких.

В дверях возник Маркус и показал две небольшие синие карточки — разрешения покинуть казарму.

— Я умею обращаться с адъютантами.

— А как мы туда доберемся?

— Ты же видел пробки. Ускоренным маршем.

Даже в Эфире, городе, привыкшем к войне, жители находились на грани паники. Люди застревали в дорожных пробках, ждали в очередях в осаждаемые отели и с нетерпением, как отметил Дом, спорили с полицейскими патрулями о том, куда им можно ходить и куда нельзя. Он никогда прежде не видел, чтобы кто-то начинал спорить с полицией, кроме как у дверей самых убогих баров. Внезапно одного парня схватили и поволокли к ближайшей патрульной машине. Казалось, он был скорее потрясен, чем разозлен.

И ведь никто их этих людей не походил на несчастных нищих беженцев. Возможно, во временных лагерях дело обстояло еще хуже.

— Черт, так неужели нам в конце концов придется этим заниматься? — спросил Дом. — Охранять лагеря беженцев?

— Если через пару дней на планете ничего не останется, кроме Эфиры, что ты еще собираешься делать? — Маркус перешел на равномерный бег. Солдаты в полном боевом снаряжении могли пройти везде, и гражданские расступались перед ними. У солдат была работа, она всегда была срочной. — Чертовски трудно будет управиться с таким количеством приезжих.

Люди в основном отходили в сторону без напоминаний — это были местные или по крайней мере граждане Тируса. Некоторые стояли на месте. Тогда Маркусу приходилось просить их отойти с дороги, и они, казалось, были разъярены оттого, что он ожидает повиновения. Маркус, всегда безукоризненно вежливый с гражданскими, говорил с особенным выражением, когда ему приходилось повторяться.

— Какого дьявола, что нам теперь делать? — Человек, преградивший путь Маркусу, говорил с незнакомым Дому акцентом. — Как нам найти…

— Спросите у патрульного офицера, сэр. Вон там.

Эти люди, наверное, из-за границы, даже не из Тируса, подумал Дом. Просто в КОГ люди так себя не вели. Граждане КОГ — нет, Тируса, их он имел в виду, одним из них являлся — были дисциплинированными, закаленными людьми, стоически переносившими неизбежные трудности. Они понимали, что ограничения вводятся не просто так. Только в бывших государствах инди, с союзом которых КОГ воевала несколько десятков лет, люди считали, что законные правительства мешают им жить. Они привыкли к маршам протеста на улицах. В Тирусе граждане терпели все и старались выжить.

— У них здесь будет шок, — заметил Дом. — Это им не Пеллес.

Маркус молча продолжал двигаться через толпу, медленно надавливая на людей, если они не убирались с его пути достаточно быстро, и это работало. Он походил на верхового патрульного. Дом видел лошадей, обученных так действовать. Почему-то это показалось ему ужасно смешным.

— Ты что смеешься? — спросил Маркус. Они оказались в относительно пустынном переулке и направлялись к одному из мостов через реку. — Я мог бы… Нет, ты только погляди!

Дом поравнялся с ним. От моста перед ними открывался величественный вид на южную часть Эфиры. До самого горизонта протянулась масса неподвижных огней — это были фары стоявших на улицах машин.

— А я и не думал, что на дорогах столько машин, — сказал Дом.

Маркус покачал головой — это было едва заметное движение, словно он говорил сам с собой.

— Больше ты такого не увидишь.

Через пятнадцать минут они подбежали к жилищу Дома. Было около шести утра, близился рассвет, но у всех соседей горели лампы. Дом представил себе семьи, собравшиеся у телевизоров и приемников, пытающиеся постичь смысл происходящего.

В его доме света не было. Он бегом преодолел остаток пути, чуть не уронил ключи, открывая дверь, и рванулся наверх, перескакивая через две ступеньки.

— Мария? Мария, детка, это я, ты спишь? — Он не хотел напугать ее, подкравшись неслышно. — Мы вернулись. Я пытался до тебя дозвониться…

Спальня была пуста. Их кровать нетронута. Он проверил все комнаты — Марии нигде не было.

Маркус остался в холле.

— Дом, в чем дело?

— Она пропала. О черт, черт! — В кухне царил порядок, словно перед уходом Мария убралась в доме. Он бегом вернулся наверх, проверил шкафы. Чемоданы были на месте, не хватало только небольшой дорожной сумки; однако Дом не мог сказать, взяла ли жена с собой что-нибудь из одежды. — Черт, она взяла кое-какие вещи и ушла. Какого черта, куда она могла подеваться?

Маркус вошел в столовую и снял трубку телефона.

— Дом, успокойся. Она не могла далеко уйти.

— Кроме меня, у нее никого не осталось. Вряд ли она пойдет в дом своих родителей или моих, правда? — Он уже начал поддаваться панике. Мария выходила из дома только на ежедневные прогулки. У нее не было друзей, которых она могла бы навещать, но даже если она отправилась гулять сегодня ночью, в этот хаос, зачем ей брать с собой вещи? — Проклятие, я надеюсь, она не пытается доехать до Мерси, чтобы навестить могилы родителей.

Маркус стоял, прижав трубку к уху, не шевелясь, — только веки его быстро моргали. Для Дома это был плохой знак: Маркус тоже встревожился.

— Ну зачем ей туда ехать? — спросил он. — У нее должно хватить ума остаться в Эфире.

— Маркус, она нездорова. Время от времени она делает и говорит странные вещи. Черт, да совершенно нормальные люди такое вытворяют в стрессе, а не то что… о боже…

Очевидно, кто-то ответил на звонок Маркуса, потому что он поднял палец, прося Дома помолчать.

— Папа? Папа, это Маркус. Послушай, я понимаю, что сейчас очень рано, но мне нужна твоя помощь. Мы с Домом вернулись к нему, Марии здесь нет, и мне нужно… О боже, правда? — На миг Маркус прикрыл глаза и испустил медленный вздох. Сердце Дома как бешеное колотилось о ребра. — Да, Дом едва с ума не сошел от страха, так что вы могли бы хоть записку оставить… Хорошо, мы идем… Ладно… Ага… Нет, я не поехал. До встречи.