Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Стой, – прошептал Атрей.
Руна замерцала неярким светом. При прикосновении мальчика свет усилился. Помещение озарило волшебное сияние, воздух загудел. На табличке выступили очертания древнего символа и через пару мгновений погасли. Но при этом свет словно проник под кожу Атрея, пробежал паутиной по рукам и переполз на грудь.
В следующее мгновение ожил каменный тролль.
– Мальчик! – крикнул Кратос.
Огромный кулак понесся навстречу Атрею, который все еще стоял и зачарованно смотрел на снова ставшую пустой табличку.
Кратос бросился на перехват мощного кулака. Загородив сына, Бог войны принял на себя всю силу удара, заставившего его встать на колено. Зарычав от ярости, он нанес ответный удар, сдерживая каменного тролля.
– Руна. Ты ее видел?
– Да! – крикнул Атрей в ответ.
– Уверен?
– Уверен. Она здесь, – показал он на свою голову.
– Хорошо. Целься в лицо! – бросил Кратос через плечо.
Атрей выхватил лук и наложил стрелу, пока его отец отклонял удары врага. Мальчик понял, что остановить тролля и дать передышку отцу можно только одним способом. Уверенно прицелившись, он подождал, пока кончик стрелы перестанет шевелиться, и выстрелил. Стрела пронзила левый глаз тролля, отчего тот пошатнулся и шагнул назад. Пока он восстанавливал равновесие, Кратос воспользовался этим, чтобы выхватить клинки и перейти в атаку. Махнув ими слева направо, Бог войны перерезал троллю горло. Чудовище рухнуло на колени, глядя почему-то не на воина, а на мальчика, после чего упало мордой на каменный пол.
Победив тролля, Кратос с Атреем вышли из каменного склепа и пошли по единственному коридору. Впереди путь, похоже, заканчивался тупиком – круглая комната была закреплена на гигантской цепи неимоверного древнего механизма. Центр пола освещал яркий солнечный свет. Здесь на спине лежала статуя Тюра в три человеческих роста. Ее ноги вместе с основанием были отломаны и валялись поблизости.
– Солнце, – произнес Атрей.
– Путь наружу, – сказал Кратос.
Метнув топор, Кратос перерубил цепь, сдерживающую противовес, и все помещение начало медленно подниматься по шахте, как гигантский лифт.
– Наша цель так близка, – сказал Атрей.
– Сядь, – сказал Кратос.
Сейчас им ничего не угрожало, но заняться также было нечем, пока подъемник доставлял их обратно к солнечному свету.
– Зачем? – спросил Атрей, но, посмотрев на лицо отца, послушался. Кратос опустился на пол рядом с ним. Порывшись в походном мешке, он вынул фляжку в виде рога, которую подобрал в сокровищнице.
– Это вино. С острова Лемнос, который недалеко от моей родины.
Атрей пододвинулся ближе. Отец редко рассказывал ему о своей прошлой жизни, а ведь мальчику так хотелось о ней узнать! Но он сдерживался и не задавал вопросов, боясь, что они только заставят отца вновь замолчать.
– Лемнос, – медленно повторил он, словно пробуя это греческое название на вкус.
Кратос зубам вытащил пробку и протянул флягу мальчику.
– За окончание пути.
Атрей поднес горлышко ко рту и принюхался к странному запаху.
– Пахнет тухлыми яйцами. Оно не скисло?
– Кто знает.
Вдыхая только ртом, мальчик рискнул втянуть немного жидкости, попавшей на язык. И тут же поморщился, едва не задохнувшись. Но он заставил себя проглотить вино – настоящий мужчина не воротит нос от крепкого напитка. Справившись с этим, он протянул флягу обратно.
Кратос допил остатки вина, не отрывая взора от мальчика. Затем с каменным лицом бросил флягу через плечо. И только потом улыбнулся.
Атрей улыбнулся в ответ, все еще не уверенный в том, что ему удастся удержать в себе эту странную жидкость.
Так они сидели, поглядывая на солнечные лучи, в которых плясали пылинки. Атрею многое хотелось сказать, но он не решался начать беседу. Рядом с матерью он никогда не чувствовал себя настолько неловко – она всегда знала, о чем поговорить.
– Не хочу забывать о ней, – пробормотал он, когда его сердце охватила отразившаяся на лице грусть.
В глубине души он сердился на себя за эти чувства и за то, что не смог их скрыть. Разве он не должен вести себя, как бог? Должен ли он вообще испытывать какие-то чувства к людям? Может, поэтому его отец всегда такой сердитый? Может, богам запрещено испытывать чувства к смертным, или, по крайней мере, они должны их избегать?
Атрей посмотрел на отца, надеясь найти ответ на свои вопросы. Кратос же лишь слегка кивнул, показав головой на солнечный свет.
– Почему ты оставил родину и пришел сюда? Это из-за тех других богов?
Кратос не ответил. В данном случае лучшим решением было молчание. Он видел столько смертей и страданий, что уже не знал, как к ним относиться.
– Тюр доказал, что бывают хорошие боги. Ты же хороший, правда? Ты убиваешь только тех, кто этого заслуживает.
Перед мысленным взором Кратоса вдруг промелькнула целая лавина жутких видений: десятки людей, павших под его не ведающими жалости клинками. Но на лице Бога войны не отразилось и тени чувств; оно оставалось каменным, лишенным всякой страсти.
– Да, вот только кто может об этом судить? – вставил свое слово Мимир.
– Молчи, голова. Мы можем судить, – прервал его Атрей.
– О. Теперь ты говоришь совсем, как твой отец, – язвительно произнес Мимир.
Мгновение спустя они вышли из шахты и оказались на мосту через кратер. Вдали вырисовывались очертания высокой горы.
– Готов? – спросил Кратос.
– Готов, – уверенно кивнул Атрей.
Пора действовать как настоящий бог.
– Итак, резец у нас есть, руна есть. Теперь можно идти к великанам? – спросил Атрей у головы Мимира.
– Да. Возвращайтесь на вершину, где вы меня нашли, и откроем мост.
– Мы идем, куда хотим, делаем, что хотим, а теперь пойдем искать великанов! – возбужденно воскликнул Атрей.
Они продолжили путь. С каждым шагом в Кратосе росла настороженность. Что-то было не так. Он чувствовал это, хотя и не мог пока понять, в чем дело.
– Ты понимаешь, что мы будем первыми богами, которые ступят на земли великанов после Одина и Тюра? Это же важно! Но… что, если мы придем в Ётунхейм, а там великанов тоже нет? – спросил Атрей.
– Для нас это не имеет значения. Главное – выполнить волю твоей матери.
Снова наступило молчание. Они двигались к вершине Мидгарда, но Кратоса не оставляло беспокойство.
– Может, теперь я ее понесу?
Кратос продолжал идти, делая вид, что не расслышал вопроса.