не раздавить замешкавшихся кур и уток. Собаки из подворотен внимательно следили за ним, но облаять не решались, оживляясь лишь завидев Семаргла. Чтобы их поддразнить, дух Верхнего мира временами складывал крылья и трусил по улице, особенно рьяных шавок слегка обжигая своим пламенем. Михаил помощнику не препятствовал, увлеченный созерцанием открывшейся ему необыкновенной картины.

После безлюдного, почти стерильного Запретного леса улицы поселений в Чертогах предков выглядели шумными и оживленными. Люди, как и в прежней жизни, шли по делам, присматривали товары в открывшихся поутру магазинчиках и лавках, торговались или сетовали на дороговизну, спешили на службу и даже, кажется, опаздывали, хотя куда могли торопиться те, у кого в запасе вечность, Михаил не очень понимал. Впрочем, здесь прежний уклад сохранялся до мелочей, даже имелись аптека и больница, хотя кого и от чего там лечили, также оставалось секретом.

Двух-трехэтажные незатейливые постройки Красной слободы вскоре сменились доходными домами с барельефами и лепниной. А дальше уже и вовсе появились особняки с колоннами и настоящие дворцы с анфиладами комнат и ливрейными лакеями у входа. Похоже, говоря о крепостниках, дядька Атямас не очень преувеличивал.

Окруженная полями и пажитями, утопающая в зелени отягощенных плодами садов Аркадская весь выглядела так, будто сошла с полотен художников эпохи рококо. Украшенные барельефами и колоннами коринфского ордера дворцы соседствовали с изящно стилизованными деревенскими домиками, каменные стены и черепичные крыши которых указывали на немалый достаток их владельцев. Рядом располагались не менее кукольные, точно построенные архитекторами Трианона, водяные мельницы и маслобойни. Вдалеке виднелись античные развалины, возле которых босоногие пастухи в шелковых камзолах и пастушки в кринолинах и шляпках из итальянской соломки пасли явно напудренных овечек.

Впрочем, над этой буколической идиллией нависла угроза. Еще издали Михаил узрел очертания похожей на сказочный замок Диснейленда, ощеренной острыми пиками хрустальной горы, и по мере приближения эта громада росла, заслоняя собой небо. Другое дело, что солнечные лучи не только свободно проникали сквозь прозрачную толщу, но преломлялись в бесчисленных гранях всеми оттенками спектра, создавая ослепительное сияние, которого тщетно добивались огранщики драгоценных камней.

Но одно дело любоваться невиданным зрелищем издалека или вблизи, другое — наблюдать, как гигантский кристалл, разрастаясь, подминает под себя поля и сады и медленно, но неотвратимо надвигается на твое жилище. Не случайно многие дома стояли уже пустыми, а жители других растерянно ходили, перебирая вещи, и думали о переезде.

Царицы ждали Михаила в саду, вернее, на том маленьком клочке земли, который остался от некогда обширного и пышного вертограда. Поскольку хрустальная толща поражала прозрачностью, Михаил, словно за стеклом витрины, видел пасторальные домики аркадцев, грушевые и персиковые аллеи, апельсиновые и лимонные рощи, аккуратные шпалеры винограда и пестрый ковер самых разнообразных цветов.

Впрочем, деревья и цветы, окружавшие цариц, тоже выглядели почти сказочно, словно сошли со старинного гобелена и казались продолжением изукрашенных золотой вышивкой и каменьями парчовых и шелковых облачений. В наряде младшей, чьи огненно-рыжие косы вызывали в памяти потоки лавы, преобладали малахит и медь. Тяжелый, от обилия вышивки почти стоячий сарафан средней напоминал серебристую чешую русалки или зеркального карпа. А любимыми цветами старшей были, видимо, императорский пурпур и золото, сливавшееся с ее волосами. Безмятежно-бесстрастные лица правительниц с идеально правильными чертами без единой морщинки выглядели словно маскероны и барельефы аркадцев. А в опушенных длинными, почти кукольными ресницами глазах плескалась бездна изначального хаоса, эти сущности породившего.

«А вот и храбрец, не побоявшийся вступить в схватку с самым гнусным из порождений Нави!» — приветствовали Михаила царицы.

Их голос, кажется, единый для всех трех, как и при общении с духами, минуя барабанные перепонки, прозвучал у Михаила в голове.

«Знаем, за каким делом ты к нам пожаловал, но помочь тебе вряд ли сумеем. На Радужный мост, увы, нет хода живым, а путь к Калиновому мосту теперь заслоняет Хрустальная гора».

«А как же Скипер и другие порождения Нави на эту сторону перебираются?» — по старой журналистской привычке задал неудобный вопрос Михаил.

Он не боялся навлечь на себя гнев цариц, чувствуя профессиональный кураж, и просто пытался извлечь из этого визита максимум пользы, добывая хоть какую-то информацию.

«Таким могучим сущностям, как Скипер, Калинов мост без надобности, — усмехнулись царицы. — Да и знающий шаман сумеет проникнуть на ту сторону, минуя заставы. Другой вопрос, зачем тебе проделывать этот опасный путь?»

Михаил опешил, и хотел было ответить дерзостью, но вовремя придержал язык.

«Я всего лишь хочу отправить в Навь то, что ей принадлежит», — нашелся он.

«Не слишком ли много на себя берешь, самовластно влезая в старые дела нашей семьи? — величаво качнув убранными в жемчуга и самоцветы головами, недобро улыбнулись царицы. — Возможно, в Нави того, что ты ищешь, и вовсе нет. Впрочем, надеемся, Ворон Воронович сумеет ответить на все твои вопросы. Чтобы отблагодарить тебя за избавление окрестностей наших земель от Скипера, дадим два совета. Попасть на Неведомую дорогу, увидев ее под нужным углом, тебе поможет подземное стекло. А если соединишь его со стеклом небесным, сумеешь попасть и к морю Окияну».

Михаил хотел спросить, как этим советом воспользоваться, но облик цариц уже померк, а сам он непостижимым образом оказался на спине мирно трусящего в сторону дома его предков эхеле, сжимая в руках фульгурит и осколок обсидиана.

За реку Смородину

— И что, эти эксплуататорши прямо так и сказали: «Пойди туда, не знаю куда», вручили две стекляшки вместо благодарности и отправили восвояси да так, что ты и сам не заметил?

Степень возмущения дядьки Атямаса почти не поддавалась описанию, огненно-рыжие вихры воинственно топорщились.

— И на Радужный мост им, видите ли, проходу нет, и путь к Калинову теперь перекрыт!

— Может быть, насчет Радужного они и не соврали, — примирительно пожал плечами дед Сурай, растапливая самовар, пока его Вера и другие женщины собирали ужин.

На этот раз любимого правнука потчевали селянкой, то есть тушеными с овощами говяжьими печенью, легкими и почками. Да еще когда-то успели напечь фирменных пирогов с рыбой.

— Радуга — материя тонкая, — согласился со старшим братом дядька Кочемас. — По ней даже нам ходить несподручно.

— Радужный мост выдерживает только праведников да братьев наших меньших безгрешных, — грустно улыбнулся дед Сурай, с невыразимой нежностью глядя на жену, которая отказалась от благ Верхнего мира, предпочтя делить посмертие с мужем. — Мы-то думали, царицы тебе подскажут, как его укрепить. А то как же ты, внучек, на ту сторону попадешь, если и путь к Калинову мосту теперь перекрыт? В огне, как известно, брода нет.

— Река Смородина