А кровопролитие предотвратила революционная ситуация в Петрограде и в самих корниловских войсках, в которых, кроме генералов, были еще солдаты, которые поняли кровавый замысел заговорщиков против истинной революции.

В автобиографической книжонке «Моя борьба с большевиками» Савинков об этой своей катастрофе напишет всего несколько и почти юмористических строк: де, 8 ноября 1917 года его довольно поздно разбудил адъютант, и он долго не мог сообразить, про что толкует ему верный адъютант, без конца повторяя два слова: «большевики выступили»…

Сколько в этих строках политического лицемерия! Выходит, будто большевики, с которыми контрреволюция не смогла справиться с помощью Корнилова, свалились ему как снег на голову, — он даже не мог, видите ли, сообразить, что это еще за большевики.

На самом деле в это утро была перевернута решающая страница его судьбы. В тех легких «автобиографических» строчках все — неправда. Даже его крепкий и поздний сон в утро 8 ноября. В это утро он был в Гатчине у генерала Краснова и умолял его двинуть войска на Петроград…

Глухая стена нового тупика возникла перед Савинковым утром 8 ноября 1917 года.

Савинков начинает новый путь — он мчится на юг, где генералы Каледин, Корнилов, Краснов, Алексеев уже собирают белые армии. Но там Савинкова ждет новый тупик — белые генералы-монархисты, помня об участии Савинкова в терроре против царских сановников и в революции Керенского, не хотят видеть в нем лидера.

Савинков уезжает в Москву и создает там тайную и очень сильную контрреволюционную организацию для борьбы с Советской властью. В Москве его быстро находят разноплеменные враги нашей революции. Чехословацкий лидер Масарик дает ему большие деньги на устранение Ленина. Савинков берет деньги, но ничего не успевает сделать. Возле него появляются французский посол Нуланс и его доверенный сотрудник Гакье, английский разведчик Сидней Рейли — и всем им крайне нужен Савинков. Они дают Савинкову громадные деньги на организацию контрреволюционных восстаний в Ярославле, Рыбинске и Муроме. В дни восстания на севере России высадятся их экспедиционные войска, и… большевикам конец. Савинков ринулся на север…

Что-то заело во франко-английской машине, а у Савинкова не получились восстания в Муроме и Рыбинске. Но в Ярославле савинковцы устроили кровавую резню и захватили город. Город, но не власть. Увы, высадившись на севере России, французы и англичане силой Савинкову не помогли. Несостоявшийся лидер новой России Савинков и его министр иностранных дел Деренталь, переодетые, с фальшивыми документами, бегут в Казань. Там Савинков делает столь же театральный, сколь и истерический жест — вступает в войско Каппеля рядовым солдатом. Но уже спустя несколько дней он видит, что каппелевцы обречены, и не хочет разделять их судьбу. Он бежит из Казани. И снова перед ним глухая стена тупика.

Савинков бежит в Сибирь и там начинает совершенно новую карьеру. Его соратник по эсеровской партии Авксентьев возглавляет «сибирскую директорию», объявившую себя новым правительством России. Авксентьев включает Савинкова в состав направлявшейся в Европу официальной миссии. В Париж, через Владивосток и Японию, отправилось целое посольство, и в его составе были Савинков и супруги Деренталь. Но пока они ехали до Парижа, «сибирскую директорию» ликвидировал Колчак, и они на золото уже не существовавшей «сибирской директории» открывают в Париже посольство Колчака.

Савинков развертывает в Европе поистине грандиозную деятельность. Он создает специальное пропагандистское агентство «Унион», задача которого — клеветать на Советскую Россию и вербовать любые силы на борьбу с большевиками. Недавний «защитник русской революции» становится энергичнейшим уполномоченным всех белогвардейских генералов, боровшихся за восстановление в России монархии.

На него, как на официального представителя неизвестно какого русского правительства, оформляются сделки на поставку белым армиям оружия и амуниции.

Чем это все окончилось — известно. Все усилия Савинкова, а заодно и белых армий превратились в прах. Красная Армия швырнула Савинкова к глухой стене еще одного тупика.

Другой бы сдался наконец, опустил руки. Но не таков Савинков. В созданной им варшавской газете «За свободу» он печатает передовую статью, озаглавленную «Русская Вандея». Он обвиняет всех белогвардейских вождей и генералов в незнании народного духа России. Они-де хотели воскресить монархию, а надо было восстановить только право частной собственности, тогда бы, мол, поднялись в бой с большевиками все крестьянские массы. И еще — никаких иностранцев! Да, да, да — никаких иностранцев!

Это Савинков начинал новый путь — он создавал Народный Союз Защиты Родины и Свободы (НСЗРиС). Девиз «Никаких иностранцев!» — это для доверчивых дураков. На самом деле все его расчеты в отношении НСЗРиС держатся на его уверенности, что интерес западных держав к России, пока там будут большевики, не ослабнет.

Ему все равно, кто дает деньги — хоть сам черт. Он принимает подношения даже от польских земельных магнатов — графа Тышкевича, князя Сапеги и других. Правда, об этих его связях не знают даже близкие ему люди.

В эти же дни в своей газете «За свободу» он пишет: «Керенский никогда не боролся ни против царя, ни против большевиков. Он только произносил речи. Я не думаю, что я заслуживаю подобного упрека… У меня есть вера, и я знаю, что революция крестьян и казаков стоит на пороге расцвета в России, результатом этой демократической революции Россия, вчера — страна помещиков, сегодня — коммунистов, станет завтра страной мелких частных собственников, где не будет ни царя, ни наместника, ни комиссаров, ни революционного Совета, ни Чрезвычайной комиссии, — страной свободной, сильной, богатой, какой она не была до сих пор…» Это все опять-таки для доверчивых дураков…

…Он вспоминает свое последнее крушение там, в России. Всякий раз, когда память возвращает его к событиям той холодной осени, перед его мысленным взором возникает картина движения черной колонны конников сквозь белую секущую по лицу снежную пыль. А эта картина, в свою очередь, вызывает у него чувство жгуче холодной тоски. И ярости, которую не на кого обрушить.

Разочарования бывали и раньше, но всегда была возможность обвинить во всем кого-то другого. А в этой истории винить некого. Разве что Пилсудского…

18 марта 1921 года в Риге был подписан мир между Советским Союзом и Польшей. Савинков знал, что договор будет подписан и что бесконечные капризы и претензии польской делегации на переговорах в Риге — это всего лишь игра на польскую публику, которая должна видеть, как яростно бьются люди Пилсудского за выгодный для Польши мир с русскими.

Еще за месяц до подписания мира Пилсудский, беседуя с Савинковым за чашкой кофе, сказал:

— Воевать с русскими у меня нет сил, и, кроме того, надо наводить порядок в Польше.

— А как же будет с нашими частями? — тревожно спросил Савинков. Речь шла о находящихся в Польше двадцати тысячах русских солдат и офицеров, которые по его зову, обманутые им, пошли воевать с большевиками вместе с польскими армиями.