Выпила еще немного, закурила, ладошкой протерла глаза – и вдруг испугалась.

– Что ты со мной делаешь, мальчик? Ни с кем сто лет не откровенничала… Ты колдун? Ты соврал, что тебе семнадцать. Намного больше. Я же вижу.

– Может быть. Какое это имеет значение?

– Пойдем в постель, – взмолилась красавица, изгибаясь прельстительной позе. – Ну, пожалуйста! Пусть все будет взаправду, по-настоящему. У меня хорошая постель, чистая, сам увидишь. Ну, пожалуйста!

Женщина изнывала в непонятной ему тоске, но он не хотел напрягаться, чтобы заглянуть в ее глубины. Поднялся и пошел в комнату, женщина подхватилась за ним, в коридоре прильнула, обвилась. Жар ее тела, сокрушающий, лишающий воли, он впитал в себя оробевшими пальцами.

Почти всю затемненную, с плотными шторами на окне комнату занимала кровать с резными спинками, покрытая пушистым коричневым одеялом, с разбросанными по всей площади разнокалиберными подушками. У изголовья серебристый ночник в виде танцующей барышни в неглиже. У стены – большое зеркало на металлических стойках, поставленное так, что с кровати при желании можно видеть все, что с тобой происходит. Еще платяной шкаф и плетеное дачное кресло – больше ничего.

– Ложись, миленький, – шепнула в ухо, подталкивая на ложе любви. – Я только в душ, я мигом.

Пока отсутствовала, размечтался. Припомнил счастливые денечки. До шестнадцати лет, до первых экзаменов, которые принимал Астархай-хан вместе с дедушкой Шалаем и еще незнакомый чернобородый абрек средних лет, похожий на просмоленное дерево, он вел аскетическую жизнь, в постоянных изнурительных бдениях, готовя плоть и дух к неведомым испытаниям. Экзамены длились трое суток подряд, и он так и не понял, угодил ли старцу. Дядюшка Шалай и смолистый абрек исчезли внезапно, как и появились, не попрощавшись с ним, но на четвертый день в его собственной пещере (в ста метрах от жилища Астархая) возникла юная леди, легкомысленная, как солнечный луч, как материализовавшаяся греза. Он сразу все понял, но на всякий случай спросил:

– Тебя прислал Астархай?

– Я твоя рабыня, – смущенно ответила греза. – Разве так важно, кто прислал?

Действительно, это было неважно. Следующие полгода подобные визиты повторялись каждую неделю, но всегда это были разные женщины – хохлушки, грузинки, латышки, иногда негритянки, – и у всех была одна задача – снять напряжение и обучить его мучительному искусству соития. Потом он распрощался с Астархаем и два года провел в высокогорном ауле, среди братьев по вере, и в диверсионном лагере, где лучшие в мире инструкторы обучали его примитивной науке убийства, но женщин ему больше не присылали. Теперь, если он хотел заполучить женщину, то должен был озаботиться этим сам. Позже ему позволили встречаться с Наташей, и несколько месяцев перед возвращением в Москву пролетели, просквозили в душе словно висячие сады Семирамиды…

С проституткой Тамарой все получилось обыкновенно, как с прежними рабынями. Она старалась изо всех сил, со всем изощренным пылом профессиональной любовницы, громоздила оргазм за оргазмом, один совершеннее другого, а он лишь вяло соответствовал, чтобы не обидеть, но так и не смог преодолеть ощущение нелепости происходящего. Правда, в какой-то миг померещилось, что вот-вот взлетит на вершину гор, струящихся во мгле; но это был ложный сигнал. Закончились постельные игры и вовсе смешно. Или, напротив, логично, в духе времени. В зеркало увидел, как на пороге комнаты возникли две живописные фигуры. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, явились ребята конкретные. Статные крепыши лет по тридцати с одухотворенными физиономиями бандюков и с рыночным задором в очах. Чтобы не осталось сомнения в том, кто они такие, один из них, высокий блондин, держал в вытянутой руке черный пистолет с навинченным глушителем. Для Камила их появление не было неожиданностью: за минуту до этого, по приглушенному щелчку дверного замка он определил, что вряд ли пришел друг.

Они были уже на пороге, а Тамара еще скакала на нем, подвывая, добирая остатки томительной страсти, но когда услышала голос пришельца, того, кто с пистолем, жалобно айкнула, замерла на полувздохе и обвалилась, осела к нему на живот как без чувств. Чудно изменилось сияющее, влажное лицо, словно кто-то единым прикосновением стер с него живые краски, да заодно и самою жизнь. Отуманенные блаженством очи вспыхнули и потухли, как лампочки при коротком замыкании. И действительно, слова, произнесенные с холодной усмешкой, не сулили ничего хорошего.

– Вот ты и влипла, подлюка, – сказал блондин. – Выходит, мужик одной ногой из дома, а ты уже с кобелем?

Женщина перекатилась на спину, с ужасом таращилась на пришельцев, не издав ни звука.

– Язык проглотила, да? – продолжал блондин с той же иронией. – Ничего, скоро запоешь, как птичка на веточке, – обернулся к напарнику. – Кого первого мочить, как думаешь, Зяка?

Ничто не свидетельствовало о том, что Зяка когда-нибудь о чем-нибудь думал, но в данном случае не замедлил с ответом: вопрос из той области, где нормальному бандюку вовсе не требовались мозги.

– Какая разница, Гарри. Главное, чтобы помедленнее, с оттягом.

Блондин приблизился, с интересом разглядывая мужскую и женскую голизну. Сощурясь, прицелился молодому человеку между ног.

– Щас посмеемся, Зяка… Как он с отстреленными яйцами запрыгает.

Зяка заранее гулко захохотал. Наконец блондин Гарри, решив, что незадачливый любовник доведен до нужной кондиции, обратился к Камилу:

– Не трясись, придурок. Может, еще договоримся. Что у тебя в чемодане? Откуда, короче, ты взялся? Токо не зуди, что Томка сама приколола. Это не оправдание.

Женщина слабо пискнула, Камил накрыл ее руку своей. Встретился взглядом с Гарри.

– Ты ее сутенер?

Глаза у блондина сузились – и палец дрогнул на спусковом крючке.

– Предохранитель сними, – посоветовал Камил. – Так он не выстрелит.

Твердолобого Зяку затрясло, как в ознобе.

– Не спеши, – что-то в тоне Камила насторожило налетчика. – Чего-то ты не врубился, гостек. Может, надеешься, у тебя крыша надежная? Не заблуждайся, никто не поможет. Никто и не узнает, куда ты пропал. Это наша зона. Томке поверил, придурок? Мы тебя по ее сигналу от самого вокзала вели. Утри сопли, пацан. На дешевку купился, зря пыжишься… Короче, с тебя десять штук – и вали отсюда. Дошло?

– Какая же ты сволочь, Гарри. – Тамара приподнялась на сжатых кулачках, и если бы ненависть имела материальную силу, добытчиков размазало бы по стене. – Не верь ему, милый! Он врет. Скотина вонючая. Не подавала я никаких сигналов.

Гарри обернулся к коллеге.

– Тащи чемодан и рюкзак, поглядим, что там.

Зяка сходил в коридор и вернулся с поклажей. Установил чемодан на полу и приготовился отодрать замки, щелкнув ножом-выкидушкой.

– Не надо этого делать, – предупредил Камил. – Не рискуйте, ребятки. Послушайте лучше меня.